Записки о чеченской войне 1995-96 гг.
Отпуск
Покидали госпиталь вечером 25-го декабря, группой около двадцати человек, в сопровождении прапорщика. Срочникам вместо лохмотьев выдали новые шинели. Вещи в камере хранения остались в полной сохранности. Сели на поезд и утром прибыли в Ростов-на-Дону. Пришли в какую-то воинскую часть на краю города. Это был сборный пункт для выписавшихся из госпиталей.
Контрактников отпускали одних, сразу и без задержек, а срочников собирали в группы и в сопровождении старших отправляли в воинские части. Мне выписали перевозочное требование до Москвы и в нагрузку дали довезти срочника. Он служил в Чечне в стройбате, на "Северном" строил военный городок. Лечили ему перелом таза (придавило бетонной плитой). Срочнику предстояло вернуться в свою часть, стоявшую в г.Чехове под Москвой, а уж там получить 15-ть дней отпуска после болезни.
В сгущающихся сумерках мы вышли за ворота части и пошли черепашьими шажками в сторону центра, к вокзалу. Хотя до нового года оставалось всего пять дней, в Ростове-на-Дону снегом ещё и не пахло, шёл мелкий дождь, от которого бушлат вскоре промок. До ближайшей автобусной остановки было километра три. Срочнику было весьма трудно идти без посторонней помощи, так как у него не разработались сухожилия после гипсового корсета. Он передвигался мелкими шажками сильно хромая. Мне приходилось идти с ним бок о бок, держа одну руку согнутой в локте, чтобы он мог опираться на моё предплечье.
Я поинтересовался, почему его выписали в таком полуинвалидном состоянии, не довели до нормальной кондиции? Срочник признался, что лечили-то хорошо, только он сам виноват : отлынивал от лечебной гимнастики. Подозреваю, что он с радостью бы отдал на ампутацию ногу, только бы не возвращаться в часть. Мой подопечный был не очень разговорчив, на расспросы отвечал коротко, не стремился поддерживать беседу. Сказал, что в стройбат он попал по состоянию здоровья. Когда его придавило плитой, боли он не почувствовал, в шоке самостоятельно дошёл до казармы, оттуда его унесли на носилках.
Разговор коснулся последних событий в Гудермесе. Подопечный рассказал о лежавшем с ним срочнике из воздушно-десантных войск, участнике тех боестолкновений. Десантник оказался в здании, которое атаковали и захватили моджахеды. Чтобы избежать гибели, срочник притворился убитым. Один из чеченцев, проверяя состояние лежащего врага, автоматной очередью прострелил ему ноги. Желание жить оказалось сильнее боли и солдат не пошевелился. Когда чеченец стал уходить, боец расслабился и чуть выдохнул воздух. Чеченец обернулся на звук, ещё раз посмотрел на тело и ушёл.
Ночь провели в железнодорожном вокзале, сидя на пластмассовых креслах в воинском зале, ожидая проходящих поездов со свободными местами. Нам достались боковые полки в плацкартном вагоне, рядом с туалетом. Постельное бельё не брали. Кинули на лежаки бушлаты, вещмешки под голову -- нам не привыкать. В поезде было много дембелей, в том числе из Чечни. Пьяные, они бродили туда-сюда по вагонам, пацанам очень хотелось подраться, они желали, чтобы все пассажиры прочувствовали их статус: не просто дембелей, а ветеранов войны! Но окружающим были противны эти пьяные рожи, только и всего.
В двух купе рядом с нами ехали молодые кавказцы с женами. Днём из соседнего вагона пришёл пьяненький дембель десантник. Он подсел в купе к кавказцам и затеял разговор с одним из них. Без всяких предисловий десантник заявил:
- Я брал Гудермес!
Собеседник со злобной иронией спросил:
- Ты хочешь сказать, что вы его уже взяли?!
Дембель зло огрызнулся:
- Да, взяли!
Разговор продолжался в той же тональности и атмосфера в купе накалялась. Я не стал дожидаться начала мордобоя, отозвал десантника в тамбур и объяснил ему, что хочу доехать домой без задержек и происшествий. Если он намерен бузить, пускай занимается этим в своём вагоне.
Дембель неожиданно быстро согласился с моими доводами и удалился. Через некоторое время ко мне подошёл старший лейтенант, ехавший в начале вагона. Он пригласил меня посидеть у них в купе. Там находился ещё капитан и двое солдат. Все ехали в отпуска. Старлей спросил про моего подопечного. Я объяснил ситуацию. Оказалось, что старлей и капитан были как раз из того же строительного батальона и они смутно помнили срочника (он тоже их узнал).
Посидели, поговорили. Старлей рассказал о своих армейских буднях. Из всего услышанного мне только запомнилось, что в их стройбате 70% личного состава имели судимости. Поэтому в подразделении царил соответствующий морально-психологический климат издевательства и глумления над слабыми. Мне стало понятно, почему мой подопечный игнорировал в госпитале лечебную гимнастику, был замкнут, неразговорчив и упорно обращался ко мне на "вы".
Когда подъезжали к Москве, я передал подопечного стройбатовским офицерам, они обещали позаботиться о нём. На одной из остановок они втроём вышли и я видел через окно вагона, как офицеры с двух сторон подхватили срочника под руки, приподняли над платформой и трусцой побежали в темноту. До Москвы оставалось часа полтора езды. Вагон опустел. С боковой полки я пересел в купе к старику осетину. Поговорили с ним о том, о сём. Он рассказал, что когда начались события в Гудермесе, через их город, в сторону Чечни двенадцать часов, без перерыва и остановок двигалась колонна военной техники, состоящая из БТРов и грузовиков с войсками. Это свидетельство очевидца подтверждало, что в Чечне начался новый виток боевых действий.
Раннее декабрьское утро. Москва встретила морозом -25 градусов. После южной мороси и парного вагона, стужа резанула по лицу, перехватило дыхание. Изнутри меня распирал восторг: я живой, здоровый, отдохнувший в раю, снова дома. Первый час приходилось контролировать свою мимику, чтобы лицо не расплывалось в радостно-глупой улыбке. Сел в пустую пригородную электричку. Постепенно она заполнилась трудовым людом, едущим на работу. С неожиданной для самого себя теплотой я смотрел в хмурые сонные лица, слушал их раздраженное ворчание и вспышки ругани в тесноте, я мысленно обращался к ним: "Люди, если бы Вы знали, какие Вы счастливые! У Вас бы не было таких кислых физиономий и Вы бы не ругались друг с другом. Ваше счастье уже в том, что по окнам не стреляют из автоматов и вагон не пустят под откос. Вечером Вы вернётесь в свои уютные тёплые квартирки. После сытного ужина ляжете в чистые постельки и не будете чесаться от грязи. Эх-х, люди, люди, неразумные человеки ".
Явившись в часть перед самыми новогодними праздниками, вопреки ожиданиям, без проволочек получил свои заработанные шесть миллионов рублей (1000 долларов США по тогдашнему обменному курсу). Прежде я таких денег никогда в руках не держал, немного ошалел.
Иметь столько денег в кармане было тем более приятно, что в стране десятки миллионов человек сидели без работы или трудились не получая зарплат по полгода, по году. В сельской местности деньги почти совсем исчезли из оборота и люди стали жить натуральным хозяйством. В этот период в моей голове наконец-то медленно стали выкристаллизовываться крамольные мысли о людоедско-криминальном естестве нашей государственной машины.
В мозгах начался постепенный диалектический процесс: переход количества в качество. Количество увиденного и прочувствованного медленно превращалось в качество сознания. Катализатором послужила сценка происшедшая в кабинете начфина бригады. Я сидел на стуле, ждал, пока он заполнит бумаги. Зазвонил телефон. Начфин некоторое время слушал трубку, потом неожиданно пришёл в сильное волнение и стал кричать невидимому собеседнику: "Конец года! Куда я их дену?! Чем они там думают?!" Бросив трубку на аппарат и как бы призывая меня быть свидетелем его ужасного положения, в которое он только что попал, начфин воскликнул: "Конец года, а они шестнадцать миллиардов перечислили нам на счёт! Куда я их теперь дену?!"
На войну деньги нашли, а на зарплату рабочим и пенсии старикам нет. Чисто российская бухгалтерия. После получения денег у меня отпали последние сомнения возвращаться или нет в Чечню. Я решил пройти выбранный путь до конца. Будь, что будет.
За время двухнедельного отпуска я повидался с родными, друзьями и знакомыми. Я пытался рассказывать им про обстановку в Чечне: как живёт армия, как выживает местное население... Но глядя в глаза слушателям я понимал, что все мои слова влетают им в одно ухо и без задержки вылетают через второе. Единственный вопрос, который всех интересовал, обычно задавался в первую же минуту разговора: "Убивать кого-нибудь приходилось?" Услышав отрицательный ответ, мои собеседники теряли интерес к чеченской тематике.
Когда я только отправился в Чечню, то взял с собой фотоаппарат и большой запас плёнки. Но отсняв пару катушек на темы: "Я на БТРе", "Я на БМП", "Я рядом с БТРом", "Я возле БМП", "Я стою с автоматом", "Я сижу без автомата", " Мои сослуживцы в тех же экстерьерах", мне стало понятно, что при помощи фотографии очень трудно передать динамику военных будней. Фотография больше подходит для фиксации мирной жизни: съёмки пейзажей, портретов. Ещё тогда у меня появилась мысль, что войну (даже в период затишья) надо снимать в движении, на видеокамеру, только в этом случае можно передать её экспрессию.
Но обладание видеокамерой казалось несбыточной мечтой, так как в то время они были очень дорогие в сравнении со средними зарплатами (стоимость простенькой видеокамеры с аксессуарами равнялась моему полугодичному заработку на гражданке), да и где были те видеокамеры, а где был я... Подумал и отбросил эту мысль, как нереальную фантазию.
Столкнувшись со скукой и непониманием собеседников, я опять вспомнил о видеокамере. Теперь финансовые возможности у меня были широкие, Москва рядом. Задумано - сделано. Когда я покупал видеокамеру и продавец поинтересовался, какую модель я предпочитаю, я ответил, чтобы камера стоила не дороже трёх миллионов рублей и что б была проста и надёжна, как автомат Калашникова. За 600 долларов (вместе с запасным аккумулятором и несколькими чистыми кассетами) мне предоставили такое удовольствие. Я стал обладателем видеокамеры "Soni". Сложность заключалась лишь в том, что за всю жизнь я не держал в руках ничего, кроме советского плёночного фотоаппарата "Зенит". С этой проблемой мне помог справиться брат, быстро переведя инструкцию к видеокамере с английского на русский. Моя "Сонька" оказалась отменного качества, снимала и в сырости и в пыли, ни разу не дала сбоя.
