Записки о чеченской войне 1995-96 гг.
Старый Ачхой
Через несколько дней наш рейдовый отряд выдвинулся в направлении Старого Ачхоя. Погода стояла по-прежнему тёплая и сухая.
Проезжая мимо стоянки какого-то подразделения внутренних войск мы передали им нашего олигофрена. От Гойского отъехали не очень далеко и встали лагерем в поле. Танк, на котором я въезжал в Гойское, расположился недалеко от нас. Его командир, тот, что жёг дома для профилактики, и тут проявил бдительность. В наступающих сумерках, опять же в качестве профилактики, выпустил 5-6 снарядов по малюсенькой рощице, которая виднелась метрах в трёхстах. Стоянка длилась где-то дней пять. Так воевать можно: в тепле, сухости, свежий воздух, солнечные ванны в неограниченных количествах. Одно неудобство - ночью приходилось разок вставать на 2-3 часа в охранение, но и это не сильно напрягало, так как при желании на посту можно было спать - проверок несения службы фактически не проводилось.
Как-то днём, проходя мимо палатки медиков, увидел рядом с ней двое носилок. На одних лежал солдат голый по пояс, без признаков жизни, белый как простыня. На других носилках шевелился одетый военнослужащий. Буднично, деловито, без суеты им занимались наши медики. Никакого ажиотажа, всё спокойно. Никого вокруг. Шёл обычный производственный процесс, кого-то отправляли в отходы, кого-то в ремонт. То были военнослужащие внутренних войск - майор и рядовой. Они задели растяжку. Ранения были вполне совместимые с жизнью, но у солдата перебило на ноге артерию. Жгут наложили с опозданием. Боец скончался от потери крови. Мне эта сцена запомнилась своей обыденностью: гибель человека, словно гибель безликой крошечной букашки где-то в густой траве…
А вот если бы жизнь и смерть этого молодого человека взялся описать Лев Толстой; наверняка вышел бы роман, пополнивший сокровищницу мировой культуры. Его бы изучали в школах, ВУЗах, писались бы диссертации, создавались бы фильмы, поколения людей воспитывались бы в размышлениях над этим произведением… Но Льва Толстого давно нет, поэтому смерть молодого человека прошла незаметно перед лицом человеческой истории.
За время стоянки, из нашего отряда тоже выбыл один контрактник, с тяжёлым ранением в живот, хотя мы ни с кем не воевали. Во время пьяной разборки (где в чистом поле мужики взяли спиртное — непонятно!) один боец, в качестве аргумента, пытался выстрелить по сотоварищам из гранатомёта, но его опередили — срубили автоматной очередью.
Стоянка в поле закончилась и отряд, продвинувшись на несколько километров вперёд, расположился в небольшой рощице, недалеко от Старого Ачхоя. Тот день оказался весьма насыщен передвижениями. Когда мы подъехали к роще, там ещё находилось подразделение внутренних войск, которое не успело уложить своё имущество. В момент нашего появления они заканчивали разборку походного бассейна. Насколько я понял из разговоров, вэвэшники прожили в роще практически год. Меня это очень удивило, так как окружающая местность не носила следов длительного пребывания военных: не было мусора и растительность целёхонька. Ну ладно, отходы можно закопать, но деревья-то должны были вырубить зимой на дрова. Короче, я так и остался в недоумении: как можно, прожить год на одном месте и не изгадить его? Военным это не свойственно. У вэвэшников не было бронетехники, лишь одни грузовики. Они попросили у комбрига на несколько часов БМП для прикрытия. Им выделили замкомбриговскую машину. Поездили мы славненько. Сначала сопроводили колонну, потом ещё куда-то мотались по мелочам. В конце дня полковник, под ответственность которого мы были откомандированы, пригласил нас принять душ и поужинать на базе у вэвэшников. От таких удовольствий мы не стали отказываться. После душа, во время ужина, полковник, узнав, что наш рейдовый отряд будет участвовать в атаке на Старый Ачхой, а после пойдёт на Бамут, покачал головой и сказал, что не завидует нам. Проблема оказалась в том, что пару месяцев назад Старый Ачхой безрезультатно пытались штурмовать подразделения Минобороны, потери составили до батальона пехоты, а Бамут уже полтора года не могут захватить.
С чувством выполненного долга мы уж было собирались возвращаться к своим, но в это время к полковнику подошёл командир их разведвзвода и сообщил, что недалеко от Гехи-Чу обнаружен склад боевиков. Наводку дал мужик, которого несколько лет держали в Гехи-Чу в качестве раба и он переносил туда вещи. Разведчики попросили разрешения воспользоваться нашей БМП для поездки к складу. Полковник не возражал, а мы были рады внеплановому приключению. В распадке, среди густых зарослей, стояло несколько легковых автомобилей: "Мерседес", "Жигули", "УАЗ". Стояли они там давно, кругом была густая не потревоженная растительность. В салонах и багажниках машин лежали комплекты камуфлированной военной формы (преимущественно больших размеров 54-56 размеры), а так же пачки писчей бумаги и скоросшиватели. Камуфляжи в миг были разобраны и мне пришлось удовлетвориться пачкой пластиковых скоросшивателей. Несколько штук по сию пору лежат у меня дома без дела. Вернулись к своим уже поздно ночью, в кромешной темноте. В пути ежеминутно пускали зелёные ракеты, всячески демаскируя себя, чтобы нас не приняли за чеченцев и второпях не уничтожили.
Старый Ачхой атаковали кажется 16-го или 17-го мая, почти по традиционной схеме: авианалёт, артподготовка, атака. Но были и некоторые нюансы. Так, ранним утром, до начала авианалёта, спецназ попытался зайти в тыл чеченцам, чтобы не дать им свободно уйти. Но судя по тому, что бойцы увидели лишь хвост уходящей в горы цепочки моджахедов, видимо последних кто-то своевременно информировал о деталях проведения операции. Вроде бы спецназовцам удалось несколько человек убить. Вторая накладка произошла во время огневой подготовки. Уж не не помню кто дал маху, то ли авиаторы промахнулись, то ли артиллеристы с недолётом стрельнули, в результате накрыли огнём передовые пехотные подразделения. Появились тяжелораненые. Кажется всё-таки лётчики лопухнулись. А когда ракетный удар по селу наносили вертолёты, неожиданно в воздухе рядом с ними появились небольшие темненькие шарики-облачка. Издалека они выглядели совершенно безобидно. Но судя по тому, как вертушки панически шарахнулись в стороны и стали давать ракетные залпы, сильно не долетая Старого Ачхоя, эти самые шарики были не такими уж простыми. Вероятнее всего чеченцы, выйдя из села, не драпанули, а задержались на близлежащих холмах и оттуда вели огонь из зенитной установки.
Я не проявил интереса к атаке на Старый Ачхой, поскольку в видеокамере загрязнилась видеоголовка, а чистящей кассеты у меня не было (не приобрёл по неопытности). Просто смотреть на взрывы, после Гойского было уже скучно: всё одно и то же. Но благодаря неисправности видеокамеры, у меня произошёл интересный разговор с киношниками, снимавшими сюжет для новостей. То были ребята с первого и второго каналов центрального телевидения. Их видеокамеры стояли на штативах недалеко от КНП и фиксировали всю последовательность операции: бомбардировку, залпы "Града". Операторы вертели их влево, вправо, иногда переставляли с места на место в поисках удачных кадров. Но на КНП сильно не покадрируешь - отсутствует главный ингредиент фронтового репортажа: трагизм интриги. Военные буднично расхаживают туда-сюда, стоят, покуривают. На КНП не чувствуется экспрессии войны. Когда закончилась огневая подготовка и войска пошли в наступление, киношники вообще оказались без работы: за несколько километров ничего не видно. Короче, ребята заскучали. Я подошёл к одной из съёмочных групп и поинтересовался у её участников, как в походных условиях почистить головку видеокамеры. Они меня проконсультировали. Всё оказалось очень просто: при помощи щепки, чистой тряпочки и нескольких капель медицинского спирта можно всё устроить. Ребята посетовали, что за время командировки у них засорились пылью и вышли из строя две видеокамеры, а каждая стоила не меньше пятидесяти тысяч долларов (чтобы заработать такие деньги, мне бы пришлось почти девять лет безвылазно пробыть в Чечне).
Затем разговор коснулся их непосредственной работы. Я, по своей наивности, простецки так спросил, дескать, почему они скучают на КНП? Центр событий переместился в село, значит надо мчаться туда, жадно фиксировать исторический процесс. Вон БМП курсируют, сели бы на первую попавшуюся, вас с удовольствием подбросили бы на передний край. Но один из киношников, видимо был докой в дискуссиях и решил задействовать метод Сократа, при котором оппоненту даётся такая подборка вопросов, отвечая на которые, спорящий вскоре убеждается в несостоятельности своей позиции; он спокойно так ответил:
— А зачем?
Я несколько смешался:
— Ну-у, чтобы снять более интересный материал.
— А зачем?
— Чтобы люди узнали больше, новости были интереснее.
— А зачем?
— Чем больше людей смотрит канал, тем выше у него рейтинг, следовательно, количество рекламодателей увеличится. Канал заработает больше денег, у вас поднимется зарплата.
— А вот тут ты ошибаешься. Зарплата повысится у начальников, у меня она останется прежней. Поэтому, ради этой железяки, — он указал на свою видеокамеру, — я гибнуть не собираюсь. Жену и детей кроме меня содержать некому.
Аргументация была несокрушимая, на этом наш разговор закончился. Но всё-таки, чуть позже, когда селение было полностью проверено войсками, я видел, как съёмочная группа, с участником которой я беседовал, села-таки на БМП и проехала в Старый Ачхой. Охранники комбрига, по переносному телевизору смотревшие в новостях репортаж о взятии Старого Ачхоя, сказали, что был показан только кусочек улицы и группа идущих по ней бойцов. Бомбардировка и ракетный обстрел отсутствовали. Наверное, киношник был прав, ради обычной зарплаты и такого отцензурированного результата, рисковать жизнью не стоило. Но ребята всё же рисковали. На той дороге, по которой они ехали в Старый Ачхой, подорвался одиночный "Урал" с боеприпасами. Хотя до него прошли и танки с тралами и другая техника, а чуть свернул на обочину и ты уже на Страшном Суде.
Помню ещё одну сценку на КНП вблизи Старого Ачхоя. Фотограф из газеты "Вечерняя Москва", молодой парнишка, высокий худой, своим манерным поведением похожий на гея, снял такой кадр: там стоял высокий крест (российские военнослужащие периодически устанавливали их на месте гибели однополчан). Крест был воздвигнут задолго до описываемых событий. И вот фотограф поймал за рукав проходившего мимо солдата, имевшего к этому кресту такое же отношение, как я к Ватикану; усадил бойца перед ним, попросил обхватить руками ноги, а голову уткнуть в колени. И снял его. Такая поза "замерзающего" должна была передать безграничную боль, из-за утраты лучшего друга... Летом 1997-го года, уже будучи гражданским человеком, я ехал в пригородной электричке, а рядом сидела девушка читавшая "Московский комсомолец". Краем глаза вижу, она с большим интересом изучает статью, которую иллюстрирует та самая фотография с "безутешным солдатом". Я не удержался и разрушил патетику момента:
— Эта фотография туфтовая, постановочная, солдат подставной, о погибшем не имеет ни малейшего понятия.
— А вы откуда знаете?! - удивилась девушка.
— Я в тот момент стоял сзади, наблюдал. Снято, кажется, 17 мая 1996 года.
Узнав, как прочистить видеоголовку, я раздобыл у медиков пузырёк медицинского спирта и кусочек стерильной тряпочки. Как только видеокамера заработала, у меня снова появилось желание искать новые ракурсы и события. В тот момент попутной техники в направлении Старого Ачхоя не было. Колонна БМП с пехотинцами стояла в готовности, но они не знали, куда их пошлют. Километрах в двух-трёх виднелись несколько построек. Я решил в одиночку отправиться туда. Мне казалось, что то окраинные дома Старого Ачхоя, но я ошибся, это было селение Янди. Так оно значится на картах, но в группировке оно почему-то именовалось Орехово. В нём стояло малочисленное подразделение внутренних войск, жителей не было. Я не заметил ни танков, ни БМП. Местами оборудованы хиленькие огневые точки из мешков с песком и обломков кирпичей. Тихо, народа практически не видно. В одном месте на улице валялась куча бумаг. Это оказались документы сельской администрации, увенчанные изображением волка на гербе.
В связи с этим селением у нас в базовом лагере однажды произошло ЧП. В октябре 1995 года несколько САУ-152 от бригады, находились в командировке в тех краях и вели обстрел Янди. В отместку, чеченцы положили мину в лужу на дороге, ведущей к нашему базовому лагерю под Шали. Но теракт у них вышел плохонький. Одиночная БМП, которая везла термоса с завтраком на 29-й блокпост, почти проехала мимо фугаса, но при повороте с грунтовой дороги на асфальтовую задела его задними катками. Взрывом контузило механика-водителя, а сопровождавших солдат скинуло с брони на землю. Чеченцы, затаившиеся в придорожных кустах, открыли по экипажу автоматный огонь. К счастью, ребята успели сообщить о происходящем по рации в лагерь. Группа быстрого реагирования, из второго батальона, примчалась на место буквально через пять минут. Всё окончилось благополучно. А кое-кто на этом случае даже сумел погреть руки: составили акт списания, указав, что та БМП везла на блокпост не пару термосов с жидкой баландой, а ни мало ни много: 150 комплектов зимних афганок (то есть бушлаты и тёплые штаны к ним). Все они, конечно, были "уничтожены" взрывом.
На память приходит произведение Виктора Суворова "Освободитель". Там описывается забавный случай, как в одной из оккупационных советских частей на территории Чехословакии в 1968 году, актировали сгоревший мотоцикл.
"Когда рапорт дошел до начальника тыла Прикарпатского фронта, который в конце концов подписывал все рапорты о боевых потерях, то его воображению предстала некая чудо-машина, созданная на базе разведывательного мотоцикла "М-72". Чудесная машина была вооружена пулеметом и противотанковым гранатометом, она имела два активных ночных инфракрасных прицела, дальномер-прицел, радиостанцию "Р-123". Машина, видимо, предназначалась для действий в условиях Заполярья, так как на ней находились два новеньких дубленых полушубка, а сзади была прилажена 200-литровая бочка со спиртом. К сожалению, все это сгорело при столкновении с контрреволюцией. Генерал покрутил рапорт в руках. - Верните рапорт обратно, пусть перепишут и добавят вот это. Что еще? - В 128-й дивизии БТР с моста свалился. - В результате столкновения с контрреволюцией? - Так точно. - Это лучше. Давайте рапорт"
За сорок лет в нашей армии положение только ухудшилось.
Я зашёл в несколько домов. Окна и двери отсутствовали, голые стены в некоторых местах имели пробоины от снарядов. Там, где крыши на домах были повреждены, дожди размывали конструкцию стен и глина, заполнявшая каркасы из древесных прутьев сползала на землю. В одном из дворов я встретил бойцов нашей разведроты, расположившихся на днёвку в ожидании приказа на выдвижение. Они показали мне интересный экспонат, ручную бетономешалку, сделанную из банальной железной двухсотлитровой бочки. Необычной была впрессованная на её боку надпись латинскими буквами "Вермахт 1942 год" и ещё что-то, видимо данные о производителе. Прямо-таки музейный экспонат. До чего качественный материал - не сгнил за 54 года! Мне тогда вспомнилось, как в советское время, по радио слышал рассказ одного труженика тыла, о том, какими хорошими были наши отечественные солдатские каски выпускаемые военной промышленностью в период Великой Отечественной войны. Качество изготовления проверялось ОТК по нормам военного времени: снайпера, с определённого расстояния, стреляли по ним из винтовок. Уже после развала Союза, по тем же СМИ я услышал рассказ другого персонажа - чёрного копателя, о том, что на местах былых сражений Великой Отечественной войны частенько встречаются бугорки, наподобие болотных кочек. Если есть такая кочка, значит там останки немецкого солдата. Их каски плохо поддавались ржавлению и за многие десятилетия над ними образовались земляные холмики. Советские же каски, за то же время сгнивали в пыль и примет на земле не оставляли.
Разведчики предложили мне присоединиться к ним. Но у меня не было с собой провизии. А когда поступит команда на выдвижение не известно. Не хотелось уменьшать ребятам продуктовый паёк. Поэтому я поспешил вернуться к своей БМП, пока операция не закончилась и все не разъехались с КНП (а то после ходи по полям, ищи своих).
