Записки о чеченской войне 1995-96 гг.
Допрос
В конце октября я почувствовал недомогание. Как-то ночью, проснулся от сильного приступа тошноты и был вынужден поспешно выкарабкаться из палатки, чтобы не уделать сослуживцев. Через пару дней после этого появилась сильная слабость, ломило суставы, позвоночник, пропал аппетит, поднялась температура.
Я решил, что простудился, хотя насморка не было. Также стал меня одолевать странный кожный зуд, подобного которому я раньше в жизни не испытывал. Он появлялся на руках и ногах, в районе локтевого и коленного сгиба. Стоило чуть потереть беспокоящее место и зуд усиливался неимоверно, до того, что хотелось содрать кожу. Я предположил, что кроме простуды, подхватил при помывке в бане какое-то кожное заболевание. Хотел было пару деньков отлежаться в палатке, но не успел пойти в медроту за освобождением - замполит дал команду заняться разбирательством очередного происшествия. Будучи в таком полурасклеенном состоянии, я оформил свой последний материал в 1995 году.
Суть события состояла в следующем: один из старших офицеров бригады в сопровождении разведчиков совершал на БМП объезд-проверку боевого охранения. Маленькая ремарка, для лучшего понимания описываемых событий. За всю службу, я пару раз заглядывал на заставы боевого охранения. Первый раз осенью 95-го года в землянке брал какие-то объяснения, уж не помню по какому поводу. Обстановка в землянке была как в жилище доисторического человека: ни электричества, ни радио, ни книг, бойцы коротали дни за игрой в карты. Во второй раз весной 96-го года на БТРе с замполитом подъехали к одной из застав (визит был попутный, от нечего делать). Помню замполит, не слезая с брони (слякоть кругом, только сапоги испачкаешь) глянув на выползшее из землянки небритое, лохматое, чумазое, в грязной рваной одежде воинство, обменялся со старшим заставы несколькими пустыми фразами, а в конце спросил:
— Обедали? - (а время уже клонилось к пяти вечера).
В ответ раздалось уныло-тягучее:
— Не-е, ещё не привозили.
Замполит крякнул и убыл восвояси. Нудно и никчёмно проходила жизнь в боевом охранении.
Да, так вот, инспектирует офицер заставы. Подъезжает к очередной. Издалека замечает, что на поле, за пределами бригады, двое солдат общаются с тремя чеченцами. Рядом стоит трактор. Дело в том, что наша бригада расположилась на сельскохозяйственных угодьях. Развернулись мы весьма широко, думаю гектаров сто, а то и двести, вывели у чеченцев из севооборота. Под пар, так сказать. А чем жить в условиях войны мирному населению? Только сельским хозяйством. Поэтому чеченцы попросили: там, где возможно, покосить траву рядом с бригадой. При появлении БМП один из чеченцев бросился бежать и скрылся в зарослях, а двое других остались.
Подъехав, разведчики обнаружили в траве несколько вышибных зарядов для гранатомёта. При осмотре трактора, на аккумуляторе заметили маркировку 2 МСБ (второй мотострелковый батальон), на коробке с гаечными ключами было написано 3 МСБ. Короче говоря, обоих чеченцев привезли в разведроту на разборки, а трактор, насколько я помню, чуть позже взорвали. И вот замполит послал меня собирать объяснения.
Состояние у меня было препаршивое, с большим трудом волоча ноги я приплёлся в разведроту и увидел там следующую картину: два чеченца со связанными за спиной руками и повязками на глазах беспомощно стоят в окружении солдат разведроты. Последние просто упивались своим всевластием и безнаказанностью. Одного из чеченцев, изъявившего желание честно отвечать на вопросы, кажется особо не трогали, посадили напротив меня за стол, стоявший на улице под навесом. При этом, разведчики безапелляционно потребовали, чтобы он всё время был с завязанными глазами, не видел лиц солдат и окружающей обстановки. Вообще-то, завязывание глаз допрашиваемым, в УПК не предусмотрено. В конце беседы, с указанными предосторожностями, мне всё же пришлось снять с чеченца повязку, чтобы он мог прочесть и подписать свои объяснения.
А пока я расспрашивал честного чеченца, его напарника, ушедшего в несознанку "допрашивали" разведчики. До меня доносились обрывки вопросов: "а ваши девушки...", "а едят у вас...", "как на вашем языке будет...". Такая вот беседа этнографической направленности. Нечестный чеченец стоял в окружении семи - восьми человек. На него никто не повышал голоса, но по ходу разговора, то один, то другой солдат делал короткое телодвижение, едва заметное со стороны, как если бы отгоняли мух или комаров. Казалось, что диалог протекает вполне пристойно, в соответствии с международными соглашениями о порядке ведения войны и обращении с военнопленными и мирным населением. Но почему-то вскоре чеченец оказался стоящим на коленях, а потом несколько раз падал ничком на землю и хрипло выкрикивал просьбу, чтобы его быстрее убили, а не мучили.
Мне вспомнились кадры военной кинохроники — как вели себя американские солдаты во Вьетнаме. Худенький вьетнамец, связанный по рукам и ногам, лежит на боку. У него затравленный беспомощный взгляд. Над ним стоит американский солдат и каблуком тяжёлого армейского ботинка бьёт его в солнечное сплетение. Вьетнамец не может защититься и лишь сжимается и вздрагивает от ударов.
Вид чеченца с завязанными глазами, стоящего на коленях и хрипящего от боли, всплывшие в памяти кадры кинохроники и обострившаяся болезнь, (да ещё я мысленно представил себя на месте чеченца), всё это в совокупности вызвало такой приступ дурноты и слабости, от которых меня прошиб холодный пот и я едва не свалился с лавки на землю. Чтобы не оконфузиться, пришлось судорожно схватиться руками за край стола, широко расставить ноги, глубоко и часто подышать. Нечестный чеченец тоже ослабел, падал на землю и перестал реагировать на окружающих. Его отвели в расположенную рядом медроту. Вскоре послышался возмущенный возглас медсестры, из которого следовало, что у нечестного чеченца остались не сломанными только пара рёбер и что с живыми людьми надо обращаться по-человечески. А ведь его, по сути, ещё не допрашивали, лишь нехотя побеседовали. Мой подопечный рассказал, что он с напарником косил траву, подошел неизвестный ему гражданин, который затем и общался с солдатами. При появлении БМП неизвестный убежал. Вот и весь сказ.
На следующий день на месте, где задержали чеченцев, произошёл подрыв БМП с десятью пехотинцами. Они, якобы, отправились за дровами. Подозреваю, что это был очередной военно-торговый караван. Чеченцы в отместку за уничтожение трактора и задержание своих собратьев заминировали ночью колею.
Но мне больше не пришлось заниматься всей этой галиматьёй, на меня обрушилось нежданное счастье: начались выделения характерные при гепатите. Радостный, я приковылял в медроту. Там диагноз полностью подтвердили. Таким образом, я автоматически выходил из-под юрисдикции замполита и прочей штабной шушеры и попадал в распоряжение медиков.
Медицинские подразделения, это единственное место в армии, где почти все поголовно нормальные, вменяемые люди, независимо от званий и должностей. Правда бывает, что от слишком большого наплыва больных, в некоторых медподразделениях начинает преобладать формальное отношение к солдатам (об этом чуть ниже). Но всё же, в подавляющей массе, медчасти это островки гуманизма и сострадания в океане армейского рабства и человеконенавистничества.
Как только выяснилось, что я болен, мне тут же дали команду собрать вещи и переместиться в палатку медроты для гепатитчиков, где и находиться до завтрашней эвакуации. Не верилось, что моё желание покинуть Чечню исполняется столь стремительно и легко. Ба-а-а-мс, с вещами на выход - вы свободны. Фантастика! Вернувшись в клуб, ликуя, я сообщил ребятам, что моя служба внезапно закончилась: - Завтра в госпиталь на большую землю, а после лечения расторгаю контракт и больше ноги моей в Чечне не будет. Сослуживцы за меня порадовались. И вот уже прощальный ужин, рукопожатия, объятия, пожелания всего наилучшего...
В сумерках я побрёл в медроту. Ночь прошла в полудрёме в неотапливаемой палатке, на голой панцирной сетке армейской кровати, громко и пронзительно скрипевшей при малейшем движении. Хотя я был полностью одет и обут, укутал лицо в меховой воротник бушлата и завернулся в плащ-палатку, всё равно осенний холод не давал надолго заснуть, бодрил, леденил ноги. Кожный зуд, оказавшийся одним из симптомов гепатита, тоже изрядно досаждал. Вместе со мной ночь в палатке коротали ещё с десяток солдат и офицеров. Уже во владикавказском госпитале я узнал, что в тот период осени 95-го года наша 166-ая и 205-ая мотострелковые бригады были основными очагами инфекции гепатита в группировке.
Утром гепатитчикам из нашей палатки раздали пустые пузырьки. Мы справили в них малую нужду, врач капитан добавлял в каждый капельку йода и рассматривал пузырьки на свет (экспресс-анализ в военно-полевых условиях) и давал или не давал добро на эвакуацию. Мне дали зелёный свет.
Санитарный ГАЗ-66 привёз нас, чловек 15 гепатитчиков, в госпиталь при штабе группировки в Ханкале. Там мы получили эвакуационные листы и провели половину дня в медицинской палатке в ожидании вертолёта, лёжа прямо в сапогах на грязных матрасах. Примерно в пятнадцать часов наша сонно-апатичная группа побрела на взлётную полосу.
Утренняя хмарь, к обеду рассеялась и небо стало голубым, первозданно чистым. Штиль. Остывающее осеннее солнышко светило нежно и умиротворённо, словно свыше подавался знак: всё будет хорошо. Минут сорок мы сидели возле взлётной полосы - ожидали, пока из прилетевшего за нами вертолёта Ми-8 выгрузят упаковки с "Пепси-колой " и баночным пивом (интересно, для кого это?). Затем мы чинно расселись вдоль бортов, по команде лётчиков развязали, открыли свои баулы, вещевые мешки. Символически, для выполнения инструкции, лётчики просмотрели поверхностно их содержимое, потрогали с боков (на предмет оружия и боеприпасов).
Наконец взлёт! Промежуточная коротенькая посадка в аэропорту "Северный", выгрузили ящик с медикаментами, и вот мы держим курс на Владикавказ. На краю аэродрома мелькнули сваленные в кучу обломки фюзеляжей и крыльев пассажирских самолётов, уничтоженных в начале войны. Потом потянулись безлюдные поля и равнины, пологие холмы, иногда за иллюминатором мелькали селения.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда вертолёт произвёл посадку на небольшом аэродроме вблизи Владикавказа. Нас ждал медицинский ГАЗ-66 с застеклённой будкой. Мы удобно расселись на автобусных сиденьях и машина резво покатила по ровной асфальтовой дороге (одна, без сопровождения БМП !!!).
Тёплая погода, голубое безоблачное небо, ласковое солнышко, зелень садов, ровная, чистая дорога, не разбитая гусеницами бронетехники, вдоль неё опрятные, целые, ухоженные дома с уютными палисадниками. На улицах полно красивых девушек, беззаботных детей. Никто не бросает нам вслед камни, не провожает длинным тяжёлым взглядом, нашу машину вообще не замечают. Можно уже не бояться, что под колёсами рванёт мина или из кустов полоснут автоматные очереди. Новая реальность наполнила меня до краёв умиротворяющей радостью. Я ехал живой, по мирной земле и впереди у меня ещё ц-е-л-а-я жизнь, которая будет совершенно иной, чем прежняя!
Пока собственной кожей не прикоснёшься к войне - не поймёшь, что мир на земле есть самая большая ценность для человечества. Без реальной войны невозможно постичь безграничную прелесть мирного существования.
