Записки о чеченской войне 1995-96 гг.
Предисловие. 1970-е - 1989 гг.
Война хороша, когда идёт за тысячи километров от твоего дома и при этом её можно увидеть в телевизионных новостях.
После работы, приняв горячий душ, сытно поужинав, запахнувшись в махровый халат, вы удобно усаживаетесь на мягкий диван, щёлкаете пультом управления телевизора и вот она - война: пыль танковых колонн, беглый огонь артиллерии, батальоны атакуют вражеские рубежи, высокоточное оружие бьёт прямо в цель...
А вы в неге и холе взираете на происходящее, прихлёбываете горячий ко-о-офэ и не отрывая задницы от мягких подушек уже ощущаете себя немного рэйнджэром. Такая война людям нравится, она слегка щекочет нервы, вносит разнообразие в тягучую череду будней, главное, в любую секунду её можно закончить лёгким движением пальца.
Щё-ёлк, хватит эмоций, пора баиньки. Вы укладываетесь в тёплую чистую постельку и спокойно засыпаете. В подобном формате локальные войны не тревожат абсолютное большинство людей.
После возвращения из Чечни друзья и знакомые периодически задавали мне один и тот же вопрос: "Зачем ты туда поехал?" Точного ответа я сам не знал и называл причины, казавшиеся убедительными. Потребовалось двенадцать лет, чтобы осмыслить произошедшее и прийти к выводам, раскрывающим истинные мотивы поступка. Причин было много, и сработали они по принципу критической массы. Атомная бомба взрывается при взаимодействии двух частей урана. Нечто подобное произошло и в моей жизни. Одним куском вступившим в реакцию был я сам, вторым - экономическая ситуация в стране.
Путь, приведший меня в Чечню, начался еще в детстве. Я родился через 21 год после окончания второй мировой войны. В тот момент, самым молодым участникам её не исполнилось и сорока лет. Эхо прошедшей войны почти ежедневно сопровождало меня, в фильмах, в книгах, в радиоспектаклях, в рассказах отца.
Когда мне было 5-7 лет, по радиостанции "Маяк" в послеобеденное время ещё регулярно выходила передача, в которой близкие родственники, потерявшиеся во время войны, разыскивали друг друга. Сообщения звучали примерно так: "Иванова Галина Фёдоровна ищет дочь Иванову Светлану Петровну 1938 года рождения, потерявшуюся 25-го июня 1941 года при эвакуации из города Смоленска во время бомбардировки железнодорожного эшелона"...
Эхо войны звучало в рассказах отца (в 1941-ом году ему было пять лет), как они с младшим братом пухли с голода. А однажды отец, побежал за бабочкой и потерял хлебные карточки всей семьи на целый месяц. Даже через 35 лет, вспоминая о том дне, отец хватался руками за голову и шёпотом говорил: "Это был тихий ужас!!!"
Необходимо также учесть, что моё детство и юность пришлись на разгар холодной войны, в которой СССР расходовал 80% ВВП, производя различные виды вооружений. 2/3 промышленности страны работало на оборону. В начале 80-х годов у меня было ощущение, что вот-вот должна начаться ядерная война. Государственная пропаганда голосила на полную катушку, проводя военно-патриотическое воспитание населения. Надо отдать ей должное, она очень качественно промыла мне мозги.
Я рос на книгах и фильмах о гражданской и Великой Отечественной войне. Игры со сверстниками были про войну. Семьдесят лет государство жило в милитаристском угаре и я угарал вместе с ним, абсолютно этого не сознавая детскими куриными мозгами. Скорее окончить школу и непременно пойти служить в армию — это был предел моих юношеских стремлений.
Когда до призыва на срочную службу оставалось года 3-4, по выходным я пристрастился к регулярному просмотру телепередачи "Служу Советскому Союзу", которая рассказывала юношам сказочки про жизнь Вооружённых Сил, а я трепетно внимал каждому слову ведущего).
Ура-патриотизм, на основе перевранной истории, в сочетании с детско-юношеской безмозглостью, дал требуемые результаты. Военные события, описанные в книгах и показанные в кино, были давно. И вдруг началась война в Афганистане. Мне очень хотелось туда попасть! Увидеть боевые действия собственными глазами, испытать себя на мужественность, проверить на прочность... Что может быть интереснее для юноши в 18-20 лет ?! Когда я служил срочную 1984-86гг, в Афгане шли напряженные боевые действия. Но я туда не попал. Детско-юношеские мечты не реализовались и внутри поселилась некая досада, неудовлетворенность.
Горящая в руках спичка не вызывает отрицательных эмоций, пока пламя не коснётся пальцев. Для молодых людей война - желанное явление, до тех пор, пока они не оказываются на ней. Сознание человека устроено таким образом, что если тело не получит опыт реальных физических, а душа моральных, страданий, оно - сознание, будет находиться в дремотном состоянии. Карабах, Абхазия, Приднестровье, тоже прошли стороной, поскольку в тот период я был занят делом: работал, учился. Жизнь складывалась удачно, я реализовывал поставленные цели.
А вот первая чеченская война совпала по времени с двумя кризисами: личным и государственным. На тот момент я уже достиг в общих чертах намеченных вершин, но климат на них оказался значительно суровее, чем я ожидал. Возникла острая необходимость в новых смыслах жизни. И в этот же момент обанкротилась советская модель экономики, развалился Советский Союз, в стране воцарился хаос.
Со школьной скамьи отец неустанно твердил мне, что я обязан, кровь из носа, получить высшее образование. С ним моя жизнь станет более интересной, динамичной и перспективной. "Получишь высшее образование и можешь работать хоть говночистом",— частенько повторял он. Но в том возрасте учёба для меня была сродни пытке. Школу я ненавидел всем своим существом и оценивал её, как ужасную каторгу, которую я терпел из последних сил. И опять учиться?! Это невозможно! Но отец поставил ультиматум: "Или получаешь высшее образование или вон из моего дома!".
<...>
В "новой" России. (1989 - 1995)
Два года я ни на минуту не мог отключиться от мыслей о работе.
С утра, едва выключив будильник, я начинал думать о бумагах <...>. Проглатывая завтрак и не замечая при этом вкуса пищи, я уже составлял примерный план дневных мероприятий.
Идя по улице прорабатывал нюансы действий. 10-12 часов на работе (за 8 часов всего сделать не успевал) как непрерывное боестолкновение - все время в напряжении: не допустить опечатки, вовремя сдать бумаги, ... и писанина, писанина, безбрежное море писанины. Все это приходилось делать быстро, шустро, энергично - иначе не успеешь, опоздаешь, пропустишь сроки. Возвращаясь с работы домой, находясь дома, я не замечал происходящего вокруг. Ни природы, ни погоды, ни людей, ни событий, ни запахов, ни вкусов. <...>
Первоначально, в нерабочее время, я пытался забыть о производственных делах читая книги и газеты, однако из этого ничего не получалось; глаза бегали по тексту, но мозг его не воспринимал, он все ещё "сидел в кабинете".
Ложась спать я часто замечал, что мои мышцы непроизвольно напряжены, как у солдата срочника, в первые недели службы, когда он просыпается за несколько минут до утреннего построения и лежит в ожидании дикого крика дневального "Р-р-ота, подъё-ём!!!". Но и выспаться часто не удавалось, так как я жил вместе с братом, а у него был маленький ребёнок - моя племянница, она почти каждую ночь будила нас криками. Со звонком будильника кошмар начинался вновь, усиленный недосыпанием. Вскоре навалилась ещё одна проблема — развилась язва двенадцатипёрстной кишки. Она появилась у меня ещё в конце учёбы в ВУЗе (к госэкзаменам я готовился лёжа, так как в сидячем положении язва сильно болела). Но это я через полтора года узнал, что это язва (когда она скрутила меня в бараний рог), а тогда я всё надеялся, дескать, пройдет само.
Какой прекрасной была моя жизнь в прежние времена! Выключив будильник, я в первую очередь думал о том, какая на улице погода или вспоминал ночной сон. Вкушая завтрак, я ощущал вкус пищи, оценивал его. Идя по улице, наслаждался утренней тишиной, щебетом птичек, отмечал чистоту и свежесть вдыхаемого воздуха. А в конце дня, напрочь забыв о работе, неторопясь ужинал и спокойно принимался за чтение книги. Погружаясь в сон, думал о чём угодно, но не о работе.
Таким образом, психологические перегрузки, хроническое недосыпание, накопившаяся усталость и болезнь, высасывавшая последние силы, подвели меня к мысли о том, что необходимо заняться в жизни чем-то другим. Только чем заняться, когда кругом повальная безработица, предприятия стоят, а на тех, которые работают, не платят зарплату месяцами?
Но вот однажды, подсознание выдало внезапное решение — можно завербоваться контрактником в Чечню. Эта мысль пришла откуда-то извне, поскольку до того момента, как она возникла у меня в голове, я не прорабатывал вариант с Чечнёй.
Мысль вошла в меня без всякого усилия, легко и непринужденно, словно долгие годы жила вместе со мной. Чечня становилась для меня нишей, из которой можно было бы спокойно осмотреться в жизни. Я получал время для поисков нового жизненного пути, будучи избавлен от необходимости думать о пропитани, одежде, крыше над головой. Кроме того, воплощались в реальность мечтания детства и юности. Единственное, что мне не гарантировалась, это сама жизнь. Но за всё нужно платить. Однако я решил: лучше страшный конец, чем бесконечный ужас.
В то время меня не беспокоили такие понятия, как грязная война, коммерческая война - все войны для меня были виртуальными, абстрактными - не прочувствованными, не пережитыми. Более того, отчетливо помню, когда я вернулся домой после срочной службы, во время которой я только тем и занимался, что два года мыл полы, подметал асфальт, стоял в нарядах по роте, по кухне, по автопарку (за всю службу я выстрелил не более 30 патронов и бросил одну гранату), несмотря на столь мирную службу, по её окончании у меня возникло стойкое внутреннее ощущение, что если мне, как солдату, прикажут стрелять в кого-то, будь то вооруженный противник или безоружное население собственной страны, я нажму на спусковой крючок не задумываясь и с готовностью. Не знаю, как бы я вел себя на практике, но ощущение было именно такое. Откуда во мне могла взяться эта судорожная готовность к убийству?
После Чечни я анализировал своё внутреннее состояние времён срочной службы. Ведь я родился и воспитывался в интеллигентной семье, меня не подвергали телесным наказаниям, окружали любовь и забота, я не пил, не курил, не дружил с плохими мальчиками, много читал. Всё это длилось семнадцать лет. И всего за какие-нибудь два года я стал (как мне казалось) внутренне готов к бездумному убийству. Почему?
Каждый человек уверен в том, что он одно из самых лучших творений природы (с некоторым количеством малосущественных недостатков). Но попав в армию, юноша вдруг узнаёт, что он не венец творения, а тварь — в смысле гнида, которую следует уничтожать морально и физически. Вся армейская атмосфера построена именно на этой идее и всячески воплощает её в жизнь. В конечном счете, внутри молодого человека рождается умозаключение примерно следующего содержания: "Если даже Я(!) мразь, то что из себя представляют остальные? Если из Меня(!) делают пушечное мясо, стирают в лагерную пыль, то почему то же самое Мне нельзя сделать с другими? Почему Мне(!) должно быть плохо, а остальным хорошо? Нет уж, если плохо Мне(!), так пускай будет плохо всем". Внешне это выражается в готовности к жестокости и убийству. Хрупкая юношеская психика уродливо деформируется в условиях армейского скотства.
Вот примерно в таком внутреннем состоянии я вернулся со срочной службы в 1986-ом году. При этом необходимо подчеркнуть, что моя служба сложилась очень удачно. Я практически не испытал на себе проявлений дедовщины. Всего-то три-четыре удара по челюсти, да пара ударов в живот, и это за целых два года — не служба, а малина!
