Записки о чеченской войне 1995-96 гг.
Весеннее обострение
С детства меня приучили, что уезжающий из дома на продолжительное время, обязан постоянно уведомлять родных письмами или звонками по телефону о том, что он жив и здоров.
Поэтому, находясь в Чечне, я пытался фиксировать на бумаге наиболее интересные события из череды текущих дней и когда набиралось пару страничек текста, отсылал их родным. При этом я не связывался с военно-полевой почтой, чтобы избежать возможной перлюстрации корреспонденции. В нескольких десятках метров от нашей палатки находились два кунга строевой части (на гражданке соответствует отделу кадров). Она была последней инстанцией, через которую проходили все убывающие из бригады в отпуска или на дембель. Минимум один раз в неделю кто-нибудь, да уезжал.
Я выработал следующую тактику: рано утром смотрю, народ толпится у строевой части. А у меня как раз письмо готово. Заклеивал его в обычный конверт с маркой (без военного штемпеля "Бесплатно", чтобы минимизировать возможность цензуры), подходил к собравшимся, вглядывался. Выбирал лицо поприличнее, чтобы было не испитое зэковское, а порядочное, поинтеллигентнее. Спрашивал куда человек едет, каким маршрутом и просил бросить конвертик в какой-нибудь почтовый ящик на большой земле. Основная часть писем дошла.
Перед началом рейда я успел отправить домой следующее послание:
в/ч 22033 у с.Шали — 20.III.96г. Среда, 10ч 35мин
«... Интересных событий пока не происходит. Погода с каждым днём улучшается. Днём уже и загорать можно в безветрие. У нас пока почва сыровата, поэтому пыли нет, а в Грозном и Ханкале просто-таки пыльные бури - жуть. На днях ездили в Ханкалу, так я едва успевал моргать, чтобы продрать глаза. Сегодня отправляемся на замполитовском БТРе в район Ведено. Я за пулемётчика. Наша бригада будет взаимодействовать с 276-ым полком по зачистке тамошних селений, на предмет изъятия оружия. После этого должен начаться вывод бригады. Через пару недель вернёмся обратно, напишу подробно что к чему.»
В состав рейдового отряда я попал только благодаря своей видеокамере. На протяжении двух месяцев после возвращения в бригаду, я ей активно пользовался. Отснятый материал был приличного качества. Офицерам хотелось оставить себе на память об этой войне документальные свидетельства, поэтому меня и записали в рейд.
Всю ночь шил себе разгрузку (жилетка с множеством отделений, для удобного ношения магазинов с патронами, гранат, дымовых шашек). Для этого взял верх от старого ненужного зимнего бушлата, отпорол рукава и сделал из них несколько карманов. Этот очень удобный и практичный атрибут обмундирования, появился в нашей армии ещё во время афганской войны, но почему-то не был взят на вооружение и продолжает изготавливаться кустарным способом.
Утром загрузили в БТР консервы, сухари, ящики с патронами. Из медицинских принадлежностей каждому под роспись выдали по два шприц-тюбика промидола (наркотическое средство, вкалывается при ранении, для предотвращения болевого шока). Но почему-то бинты и резиновые жгуты каждый искал себе сам. Выход колонны был назначен на утро, однако, из-за многочисленных накладок и неувязок, выдвинулись ближе к полудню. На нашем БТРе ехала часть солдат из охраны комбрига. Для подавляющего большинства участников это был первый боевой выход, так как и срочники и контрактники, участвовавшие в войне с самого начала, давно поувольнялись. Боевой опыт имелся только у тех, кто прошёл Афганистан, вооружённые конфликты времён развала Союза или по второму разу откомандировывался в Чечню.
Внутри БТРа я ехал один, заняться было нечем. Прошло часа два, а война всё не начиналась. Пожевал сухарей, посмотрел на улицу в прицел: перед глазами мелькают одни голые ветки придорожной растительности. Не понятно где едем, куда едем? А в люк не выглянешь - на броне сидит куча народа, придавили крышку телами, не дают открывать, ругаются матом. Лёг на ящики, свернулся калачиком, пытался кимарить. Но сон был плохой, внутри машины гулял сильный сквозняк. Периодически люк приоткрывался, в щель заглядывали бойцы, замёрзшие и изменившиеся до неузнаваемости от осевшего на лицах густого слоя пыли, просили передать им сухарей. Так и доехали до 276-го полка, стоявшего под Курчалоем.
Переночевали в расположении полка и двинулись дальше, на покорение чеченского народа. Наконец, вот они - горы, исконная родина вайнахов. Я уже не спал, сидел у пулемёта, прильнув к окуляру прицела и слушал через шлемофон переговоры подразделений. Их содержание (а позже и расспросы очевидцев) нарисовали следующую картину событий: приключения начались с того, что у дроги был обнаружен грузовик "Урал" с надписью "Заминировано". Его уничтожили выстрелом из танка.
Позже я понял, с какой целью был оставлен этот грузовик. Впереди нашу колонну уже ждала засада. Расчёт простой, войскам на марше некогда будет выяснять истинна надпись или ложна, они побоятся проходить мимо машины (а вдруг там радиоуправляемая мина) и взорвут грузовик. Звук взрыва известит о нашем приближении.
Потом на склоне ближайшей горы, на дороге, было замечено несколько легковых машин. Исходили из наихудшего варианта, что это наблюдатели. По ним открыли огонь из танковых орудий. Один жигулёнок хоть и развил бешенную скорость, под 100 километров, не смог скрыться - прямым попадание снаряда его разнесло вдребезги. Только колонна немного продвинулась дальше, как по связи передали, что головные подразделения обстреливаются из автоматов и миномётов, троих солдат ранило. Позицию моджахедов вскоре вычислили и навели на неё огонь артиллерии, да ещё из танков добавили. Я потом слышал, как один из танкистов рассказывал, что увидав в прицел двух человек, перебегавших лесную поляну, он всадил между ними снаряд. После стычки разведчики осмотрели место засады и по следам определили, что у противника был миномёт "Василёк". Также имелись пятна крови и обрывки бинтов. Хотя лес ещё не был покрыт листвой, прилетевшая пара Ми-24 покружилась над горными массивами, но, судя по всему, лётчики не обнаружили нападавших.
Описываемые события происходили в нескольких километрах от селения Хиди-Хутор. Его история насчитывала 150 лет, основателем был какой-то горец по имени Хиди. Колонна приблизилась к этому селению. Пехотинцы рассыпались цепью на вспаханном поле. Постояли. Погода пасмурная, безветрие, тишина. Хотя в нас больше не стреляли и людей не было видно, для профилактики вызвали огонь артиллерии по окраинам селения и добавили из миномётов. В ответ ни звука.
В результате обстрела, от снаряда попавшего в дом погибли двое или трое женщин среднего возраста (35 лет) и подросток 15-16 лет.
Минут через сорок, жители селения, вышли навстречу войскам с белым флагом. Огонь прекратили, состоялись короткие переговоры со старейшинами. Они заверили, что село абсолютно мирное, боевиков в нём нет. Очень просили не убивать домашний скот. После этого техника и солдаты вошли в селение. Подразделения рассредоточились по окраинам, заняли круговую оборону. Быстро темнело. Пока колонна втягивалась в село, машины маневрировали занимая удобные позиции, а солдаты разбрелись в поисках материалов для устройства ночлега, я отошёл в сторонку и заснял на камеру несколько фрагментов.
Когда делал панораму, обратил внимание, что возле стога сена стоит чеченский парнишка лет 15-16 и внимательно наблюдает за нашими военными буднями: как БТР колёсами крушит забор, как разворачивающиеся БМП уродуют траками слабый дерновый покров Его Земли и чадящими дизельными выхлопами отравляют чистейший воздух Его Гор и скрежетом и скрипом гусениц нарушают величественный покой Его Родины.
Я увеличил картинку трансфокатором и отчётливо увидел, как он смачно сплюнул. Пристальный взгляд, в сочетании с густым плевком, лучше всяких слов выразил его отношение к происходящему, он словно произнёс: "Ну-ну, русские свиньи, мы ещё посмотрим кто кого".
В моей нынешней повседневной жизни часто происходит точно такая же реакция неудержимого слюноотделения, когда я смотрю на холёные, не обезображенные интеллектом физиономии новых русских, с величайшим достоинством разъезжающих в сверкающих лаком иномарках. При этом я сначала мысленно их спрашиваю: "Эй, дядя, сколько человек ты обворовал или убил, чтобы купить эту тачку?", — а затем рефлекторно сплёвываю. В свой плевок, адресуемый этим млекопитающим кровососам, я вкладываю силу гранатомётного выстрела.
Что ж, война войной, а надо и отдыхать. Наш бивак расположился на въезде в селение, во дворе нежилого дома. С одной стороны, от гор, мы загородились БМП и БТРом, а от селения листами шифера, взятыми из стопки у дома, рядом с которым встали. Разобрали на дрова недостроенный сарай, развели небольшой костерок и плотным кружком улеглись возле него в спальные мешки. Часть тела, обращённая к костру, чувствовала себя замечательно: тепло, уютно, а вот противоположная сторона ощутимо подмерзала. Если днём воздух прогревался градусов до десяти тепла, то ночью температура опускалась ближе к нулю.
Поскольку, как я упоминал, подавляющее большинство солдат впервые в жизни участвовало в такого рода событиях, то все мы были возбуждены непривычной обстановкой. Казалось, что чеченцы вот-вот подкрадутся и нападут в ночной мгле. Поэтому всю ночь, стоявшие в боевом охранении солдаты без устали посылали во тьму автоматные и пулемётные очереди, как бы давая понять противнику, мол не вздумайте приближаться, мы тут бдим.
На утро узнали, что одна шальная пуля залетела в какой-то из домов и убила ещё одного чеченского подростка.
Среди ночи подошла моя очередь идти на пост в секрет. Я притулился у стенки сарая, стоящего на краю ущелья. Минут двадцать ушло на обустройство. Надрал подстилки из стога соломы, но никак не получалось занять удобное положение. Ляжешь - не видно склона, если сидеть — превращаюсь в отличную мишень для снайпера, имеющего ночной прицел. Может по моему силуэту уже водят перекрестьем? Говорили, что в одну из последующих ночей в секрете погиб солдат. Выстрел был произведён на огонёк его сигареты. Наконец придумал выход: сел и нагрёб на себя соломы и стал пялиться в темноту, на поросший деревьями склон, круто уходящий вниз. Ночью на юге даже свою ладонь рядом с собственным носом трудно увидеть. Немного выручала артиллерия. С периодичностью в 15-20 минут артиллеристы вешали над нашим квадратом осветительный снаряд и окружающая местность в его оранжевом свете секунд двадцать-тридцать хорошо просматривалась. От опускающейся подсветки тени деревьев и кустов приходили в движение и синхронно ползали туда-сюда. Свет гас и становилось ещё темнее. Только глаза начинали хоть что-то различать, артиллеристы опять вешали снаряд.
В начале рейда меня продуло сквозняками в БТРе и я простыл. Лежание на холодной земле здоровья не прибавило. Появился мощнейший насморк, обе ноздри забило намертво и дышать приходилось только ртом. И вот сижу я в охранении, пытаюсь разглядеть крадущихся во тьме злых чеченов. Если не обращать внимание на стрельбу боевого охранения, то вокруг стояла гробовая тишина. Вдруг слышу, из глубины ущелья раздаётся далёкоё натужное гудение дизельного двигателя, да похоже не одного, а двух-трёх. Одновременно с этим приглушённым рычанием, не так далеко от меня послышались вскрики "ночной птицы" (полночи молчала, а тут вдруг запела).
Однозначно, то были чеченцы. По ночам федеральные войска занимали круговую оборону, минировали подходы и никуда не дёргались. Я вылез из укрытия и пошёл доложить о происходящем подполковнику А, командиру рейдового отряда. Выслушав меня, он сказал, чтобы я был внимательнее, так как моджахеды могут нанести удар из "Града", а затем пойти в атаку. Якобы, подобное уже случилось на днях с каким-то подразделением.
Вернувшись на место, я продолжил наблюдение с усиленным вниманием. Неожиданно я обнаружил, что мой насморк исчез бесследно, словно его и не было. Нос дышал абсолютно свободно и отлично улавливал изумительную гамму весенних ароматов, витавших в чистом, холодном воздухе гор: запах соломы, прелой листвы, ночного тумана. Когда через пару часов я сменился и вернулся к костру, тут же возобновился и насморк, опять я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть носом. В этой связи мне вспомнились слова из популярной песни группы "Наутилус Помпилиус", что война это лекарство против морщин. Я от себя добавил: "А страх на войне отлично помогает при насморке".
Наступило утро. В горах это нечто Божественное! Словно ты попал в эпоху от начала веков, стоишь в только что сотворённом мире, погружённом в абсолютный величайший покой. Вдыхая бодрящую прохладу чистейшего воздуха, слушая журчание в роднике хрустальной воды, обозревая задумчивые горы и ущелья, покрытые эфиром тумана, думаешь: "До чего же глупо на этом фоне выглядит война: боевые рейды, стрельба, убийства, разрушения. К чему всё это?"
Под конец дня замполит заставил охранников комбрига (сам комбриг почему-то остался в 276-ом полку) рыть яму-укрытие под БТРом, на случай, если по нам действительно шарахнут из "Града". Скрипя зубами и тихо матерясь, бойцы нехотя принялись за работу. Копать под машиной было очень неудобно, тем более на ночь глядя. Следовало бы раньше позаботиться - днём, ведь ничего не делали.
Последующие два дня прошли в бесцельном сидении на одном месте. Безделье и свежий воздух сильно возбуждали аппетит. Поэтому мы только и делали, что грели на костре консервные банки с тушёнкой и жадно её проглатывали, закусывая сухарями. На третий день погода испортилась, пошёл дождь, чередующийся с мокрым снегом. Прячась от непогоды, бойцы набились в наш БТР как сельди в бочку. Лежали плотно друг к другу, коротали время в полутьме. Желающим выбраться на улицу справить нужду, приходилось ползти по телам. Их нецензурно ругали и уверяли, что обратно не пустят, могут даже и не приходить.
Вдруг по рации передали, что подполковнику А., командиру нашего отряда, прибыла замена с большой земли, сменщик находится в базовом лагере, под Шали. На следующий же день, 25 марта подполковник А. организовал себе отъезд в бригаду. В сопровождение выделили два танка Т-80 (один из них с минным тралом) и две или три БМП с солдатами. Эта колонна оказалась очень кстати.
Пока утром подполковник ожидал прибытия бронетехники, сапёры в это время на своём раздолбанном БТРе спустились под гору для более тщательного минирования подступов к лагерю. Но в это время пошёл мокрый снег и их БТР, с двумя рабочими мостами, вместо четырёх, не смог выкарабкаться обратно. Сапёры обратились к разведчикам, чтобы те на своей БМП взяли их на буксир. Разведчики ребята отзывчивые, поехали на выручку и задели растяжку, сделанную из прыгающей мины нашими же сапёрами.
Четверо разведчиков, сидевших на броне (трое срочников, один контрактник) получили ранения. Их спешно погрузили в БМП и в составе нашей небольшой колонны повезли в ближайшую воинскую часть расквартированную на равнине — 276-ой полк у Курчалоя. В горы вертолёты прилететь не могли из-за низкой облачности и снега. Когда спустились на равнину, снег перешёл в дождь. Моя чёрная спортивная шапочка насквозь промокла. Под напорами холодного ветра (колонна двигалась со скоростью примерно 40 км/час) череп будто сжало стальным обручем. С головы под одежду потекли струйки воды. К этому прибавились окостеневшие в сырых сапогах ступни ног и задубевшие, переставшие гнуться, пальцы рук. Случись в тот момент перестрелка, я бы не смог даже снять автомат с предохранителя.
Наконец прибыли в 276-й полк, выгрузили раненых. Двое срочников были: один в тяжёлом состоянии, второй в критическом. Их дальнейшая судьба сложилась так: первый к концу 1996 года всё ещё лечился в госпитале. Ему было сделано несколько операций на брюшной полости. А со вторым произошла просто фантастическая история. Когда его перегружали в вертолёт, медики высказали предположение, что в дороге он скончается. Действительно, по прибытии в госпиталь, тамошняя медицина констатировала смерть. Поскольку при теле не было ни сопроводительных документов, ни жетона с личным номером, его, не долго думая, зачислили в неопознанные трупы и отправили в Ростовскую судебно-медицинскую лабораторию, предназначенную для хранения подобных останков. Там, через двое или трое суток, всё-таки определили, что парень жив и отправили на лечение. Со временем он встал на ноги, но потерял зрение. После этого он изъявил желание стать офицером. Специальным приказом министра обороны его зачислили в военное училище. Мои последние сведения об этом парне относятся концу 1999года. На тот момент он руководил в г.Курске организацией ветеранов боевых действий. НТВ даже сняла про него документальный фильм.
Выгрузив раненых, двинулись дальше. Маршрут старались максимально сократить, поэтому населённые пункты, по возможности объезжали стороной. Поскольку все машины были на гусеничном ходу, дороги нам не требовались и колонна пёрла не выбирая пути, по полям, по бездорожью, через небольшие речушки, главное, добраться в базовый лагерь при свете дня. От всей поездки запомнилось низкое свинцовое небо, чёрная земля, полное безлюдье, грязь, грязь, гигантские лужи. Временами я терял чувство реальности происходящего и мне казалось, что я сплю и вижу тяжёлый, мрачный сон. У Мескер-Юрта вырулили на шоссе и втопили газу до отказу. В лагерь въехали уже в густых сумерках. С БМП я не спрыгнул, как обычно, а тихонечко спустился, так как совершенно не чувствовал ступни ног и боялся их подвернуть. Пальцы рук тоже не гнулись. Кое-как повесив автомат на плечо и прижав к груди вещмешок, я приковылял к нашей палатке.
И что же я обнаружил внутри? Рай!... Для того, чтобы человек почувствовал себя вполне счастливым, надо лишь на некоторое время погрузить его с головой в дерьмо и подержать там некоторое время, а затем вернуть в исходное состояние. И всё, что прежде казалось гнусным, невыносимым, покажется прекрасным и восхитительным.
В палатке было жарко натоплено, деревянный настил был чисто вымыт, а лежаки аккуратно заправлены. Самым удивительным было то, что вроде бы невозможно представить в обстановке фронтового армейского лагеря: в палатке стоял телевизор и ребята смотрели порнографическую видеокассету. Звучит неправдоподобно. Ну про электричество в полевых условиях я уже говорил, его круглосуточно вырабатывали мощные дизель-генераторы, для нужд связистов и штаба. Подсоединение к электросети других подразделений не возбранялось, но с условием, что они не будут пользоваться утюгами, электроплитками, электрообогревателями, так как в этом случае возникала перегрузка и срабатывали защитные реле. Иногда на ЦБУ проводились рейды по изъятию подобных электроприборов. Со временем мы в клубе наладили свой резервный источник электропитания – бензо-генератор. А что касается телевизоров и видеомагнитофонов, то их в бригаду привозили со складов группировки, для организации культурно-массового досуга с дуреющими от ненапряжной службы солдатами. Наше подразделение отвечало за эту работу. Поэтому все телевизоры и видеомагнитофоны сначала выгружались нам под навес, а потом раздавались в подразделения. Когда привозили оборудование у нас наступали чёрные дни, потому, что несколько суток мы были вынуждены круглосуточную охранять коробки. Ну а видеокассету или кто-то привёз из отпуска или купили на рынке в Ханкале.
Увидев такую уютную, почти гражданскую обстановку, я начал шутейно браниться, что, дескать, мы в горах кровь проливаем в борьбе за установление конституционного порядка, а тыловые шланги в это время порнуху смотрят...
Отогревшись и просохнув, переписав подполковнику А на кассету VHS отснятый материал, через три дня, на попутной вертушке я возвратился в рейдовый отряд. Он к тому времени покинул Хиди-Хутор и опять расположился на территории 276-го полка. Из разговоров я узнал, что операция была, якобы, неправильно спланирована и колонну направили по такому маршруту, где техника проехать на Ведено не могла.
Сослуживцы рассказали, что уходили из селения в густом тумане и напоролись на засаду. Сначала подорвалась на фугасе шедшая четвёртой от головы БМП и тут же по колонне ударили из автоматов. В ответ был открыт ураганный огонь. На некоторое время колонна стала неуправляемой, поскольку экипажи многих машин в волнении нажимали на тангетах вместо кнопки внутренней связи, кнопку выхода в общую сеть. Поэтому в эфире поднялся дикий гвалт - смесь боевых команд и нецензурной брани, типа: "Петя, разворачивай вправо, мать перемать!", "Вася, мочи по кустам, в рот по зарот !" и так далее. Видимо нападавших было мало, поэтому обошлось без больших потерь - погиб только механик-водитель подорванной БМП. Если суммировать наши и чеченские потери в результате посещения Хиди-Хутора, то по минимуму выходит семь трупов и два инвалида. Кроме того, появилось несколько чеченцев кровников, следовательно, новые жертвы были неминуемы. И всё из-за того, что какие-то высокопоставленные недоучки нарисовали стрелку на карте не в том месте.
В самом конце марта, кажется числа 29-го, наш рейдовый отряд вновь двинулся в горы. Погода с каждым днём улучшалась, становилось теплее, небо прояснилось. Во время движения по горной дороге вокруг открывались изумительные пейзажи, от красоты захватывало дух. Проехав 15-20 километров, встали рядом с селением Ялхой-Мохк. Расположились на крутом склоне ущелья.
В считанные минуты первозданная красота этого места была изуродована глубокими колеями, изрыта капонирами и окопами. На этой стоянке нас застало радиообращение Ельцина, возглашавшее о прекращении боевых действий. У всех участников рейда упало настроение. Больше полугода сидели без движения в грязи и холоде, только вышли "размяться", бац: опять остановка. А вдруг придётся на этом склоне торчать несколько недель, а то и месяцев. Перспектива в высшей степени мрачная. Кремлёвским-то пацанам насрать в каком положении мы тут раскорячились, им главное пропиариться перед президентскими выборами.
Однако, после столь громкого и в высшей степени официального заявления, маховик военной машины продолжал крутиться. То ли в кулуарах военной братве было сказано, чтобы доводили до конца начатое, но в темпе; то ли братва решила показать зю-юбы; то ли нужно было кому-то срочно отмыть бабки, короче говоря, на следующее утро после заявления Ельцина о прекращении боевых действий, часть нашей колонны: сапёры, разведка, пехота, миномётчики выдвинулись вглубь горной местности, в район селений Гордали и Центорой. Чеченцы основательно заминировали дорогу, но сапёры работали чётко. В одном самом узком месте, на горном хребте, дорога была полностью разрушена подрывом мощного фугаса. Однако сапёры не оплошали и направленным взрывом исправили положение. Чеченцы попытались обстрелять войска, но поскольку на деревьях листвы ещё не было, группу из 5-6 человек заметили на склоне даже с командно-наблюдательного пункта, с расстояния в несколько километров. Пока по рации выясняли чьё это подразделение, моджахеды, немного постреляв в бойцов разведроты, скрылись из виду. Похоже, что миномётный и артиллерийский огонь по тому квадрату урона им не нанёс. С нашей стороны в перестрелке один солдат был ранен и один контужен.
Самую большую опасность представляли для нас имевшиеся у Чеченцев танк и пара БМП. Их фантомы мерещились наблюдателям то тут, то там. Едва разобрались с засадой, кто-то углядел через оптику, среди горных гряд подозрительную струйку дыма, похожую на дизельный выхлоп. По диспозиции войск в той стороне не было. Тут же подогнали танк и он отправил пяток снарядов в указанную точку. Вроде бы дым после этого исчез. Вскоре после того, как ушедшие к Центорою подразделения скрылись из глаз, КНП был свёрнут и мы возвратились на стоянку у селения Ялхой-Мохк.
Вечерело. Вдруг неожиданно начал стрелять из пушки танк, стоящий немного ниже нашего БТРа. Тут же подключилась одна БМП. Снаряды посылались на противоположную сторону ущелья. Там, на крутом склоне, прилепилось какое-то селение. Нас разделяла дистанция три с небольшим километра. Оказалось, что наблюдатель узрел за одним из домов нечто, напоминающее очертаниями передок БМП. С той позиции мы обозревались, как на ладони и при желании нас можно было расстреливать словно фигурки в тире. Не долго думая, танкисты упреждающе саданули 3-4 снаряда по предполагаемой БМП, но немного промахнулись и разнесли вдребезги часть дома за которым находился фантом. Объект не двигался. Приглядевшись всем миром через бинокли и прицелы сделали вывод, что подозрительный контур является сараем. Всё успокоилось. К слову сказать, днём раньше обстрелянный кишлак подписал мирный договор с войсками.
Схема подписаний таких договоров была простой. Представители от селений, вблизи которых останавливались рейдовые отряды, должны были сдать для видимости что-нибудь огнестрельное или взрывчатое. Желательно то и другое вместе. Сдавали дедовские двустволки, парочку потёртых автоматов, одну-две гранаты. В момент приёма-сдачи стороны изображали на лицах максимальную серьёзность; подписывали акт выемки. После совершения данного ритуала предполагалось, что население "разоружившихся" кишлаков сошло с тропы войны и встало на мирные рельсы. Затем следовало подписание бумажки, именуемой мирным договором, с приложением к листу печатей и подписей. Офицеры и солдаты не придавали этим мероприятиям никакого значения, а лишь посмеивались над разыгрываемой буффонадой, в которой мы канали под воинов освободителей, а чеченцы косили под благодарный и покорный народ. Не знаю содержания тех филькиных грамот, но чеченцам они безопасности не гарантировали, а войска ни к чему не обязывали. Что тут же и было продемонстрировано спонтанным обстрелом курятника, в результате которого снесло половину жилого дома. На следующее утро, оставшаяся часть нашей колонны двинулась по направлению к Центорою.
Остановились лагерем недалеко от высоты 996. По одну сторону этой горы, обращенной к нам, раскинулось селение Гордали, с противоположной Центорой, а на гребне моджахеды нарыли окопов. В этот район нагнали массу войск МО и МВД. Всюду взгляд утыкался в танки, БМП, антенны связистов, палатки. На этом биваке произошёл забавный случай. Было десять часов вечера, не помню какого числа. Темно. Ночевать в наш БТР набилось человек пять-шесть. Мы уже засыпали, укутавшись в спальные мешки, как вдруг тишину и покой весеннего вечера разорвал грохот выстрела стоящего в нескольких метрах от нас танка. БТР аж качнуло ударной волной. Ощущение было такое, словно по нашему укрытию саданули здоровенной кувалдой. Тут же поднялась беспорядочная стрельба, судя по звукам, из автоматов и пушек БМП. Мы все решили, что это атака чеченцев.
Я стал судорожно выбираться из спального мешка и в темноте пытался нащупать свой автомат, но, по закону подлости, не мог его обнаружить. На секунду включил освещение в салоне, за это на меня обрушились потоки десятиэтажной нецензурной брани, с требованием немедленно погасить свет, так как через триплексы он виден на улице. Пока я шарил впотьмах автомат, механик-водитель бросился к пулемёту, наступив грязными носками на лицо майору К, бывшему вместе с нами.
Наконец автомат нашёлся, я откинул боковой люк и кубарем выкатился наружу. В следующую секунду я уже расслабился, так как понял, что опасности нет, поскольку все выстрелы производились трассирующими пулями и были направлены в небо, многие из них шли веером. Для боевого использования магазины не снаряжают одними трассерами, а чередуют с простыми патронами (пять простых патронов, один трассер, чтобы в бою легче контролировать точность стрельбы). Одними трассерами стреляют в дни праздников. Оказалось, что 276-ой полк, стоявший рядом с нами, таким образом отметил день образования своей части.
