Записки о чеченской войне 1995-96 гг.

Лошадь в тумане

Наконец начались приготовления к спуску на равнину. Подразделения от МВД и двух мотострелковых бригад выдвинулись, заняв господствующие высоты вдоль дороги, по которой планировался выход основной массы войск.

Чеченская война, 1996

За два дня до нашего выхода, по отряду разнеслось сообщение о том, что в Шатойском районе, у села Ярыш-Марды, чеченцы уничтожили колонну 245-го полка. Российские СМИ сообщали, что военные везли продукты питания и дизтопливо в чеченские сёла, но злые горцы внезапно напали на своих благодетелей и убили более пятидесяти человек. Однако информация, циркулировавшая по нашему отряду была не столь патетическая. Всё обстояло несколько прозаичнее. Колонна шла из Ханкалы, везли продукты и топливо для нужд полка. Часть солдат находилась в алкогольном опьянении, на марше должных мер предосторожности не приняли, потери составили около ста человек. Всё просто, ясно и жизненно.

18 апреля наш рейдовый отряд двинулся к месту постоянной дислокации под Шали. Хорошо запомнилось утро того дня. Оно было необычайно красивым. Все ущелья, низины заполнила плотная вата тумана и мы оказались поверх облаков. Горные хребты словно плыли в белом море безмолвия. Кругом бесконечная тишина и покой. В одном месте на уступе скалы из тумана как бы проступили контуры водопада, абсолютно беззвучного.

Только съехали с вершины горы чуть пониже - погрузились в облака. Тёплая погода сменилась сыростью и холодом подземелья. Часть пути двигались в сплошном молоке, видимость не более 30-50-ти метров, дул пронизывающий ветер. Через несколько часов пути колонна остановилась и поступила команда разбивать лагерь. То были окрестности селения Агишбатой. Но саму местность мы увидели лишь дня через четыре, когда сошёл густой туман.

Всё время стоянки вблизи Агишбатоя я пролежал в БТРе у открытого бокового люка, читая очередной том из собраний сочинений Джона Стейнбека. Ночью полагалось заступать в охранение, но так как из-за тумана ответственные офицеры не проверяли постов, поэтому наш экипаж спокойно дрых. В один из дней возле бивуака появилась одинокая хромая лошадь. Она неспешно бродила в туманном мареве и мирно щипала травку. Экипаж соседнего БМП для забавы отловил её и привязал рядом со своей палаткой. Для обогрева ребята наломали в близлежащих кустарниках здоровенный ворох сырых веток. Куча была высотой с палатку. Когда они утром проснулись, оказалось, что за ночь лошадь съела всю эту кучу. Пришлось отпустить её обратно на волю.

otriad

Постепенно туман редел, видимость улучшалась и, наконец, установилась яркая солнечная погода. Но войска продолжали стоять - ждали возвращения наливников с горючим. В нескольких километрах впереди нас, возле селения Гуни, встала колонна другой мотострелковой бригады. Не помню её номера. На бортах техники они рисовали свою отличительную эмблему - крокодила. И вот, когда погода наладилась, комбриг, взяв замполитовский БТР вместе с нами, наведался к командиру той бригады. Пока они обсуждали свои дела, я с охранниками комбрига стал прохаживаться по окрестностям. Достопримечательностью места, где мы находились, было кладбище. Над ним возвышался покатый холм, на вершине которого стоял флагшток с небольшим знаменем зелёного цвета, на полотнище имелась надписью на арабском языке.

Мы подивились столь необычной толерантности своих коллег: как это русские зольдаты не сорвали атрибут иной веры?! Мы поинтересовались у соседей что к чему. Оказалось, когда они прибыли на это место, сразу же стали занимать господствующую высоту. Загнали БМП на холм, принялись было за рытьё окопов, но тут из Гуни пришла чеченская делегация и очень-очень попросила не осквернять данного места захоронения, так как оно является мусульманской святыней и по своему статусу, якобы, стоит на третьем месте после Мекки. Командиру бригады хватило ума и, нарушив каноны военной тактики, он не взял под контроль господствующую высоту. В глубине кладбища виднелся небольшой домик. Как нам рассказали, он был возведён над могилой матери какого-то мусульманского святого. В советское время властям пришло в голову снести это строение. С данным намерением на место приехала делегация парт-хозактива. Один из чиновников подошёл к домику и только взялся за дверную ручку, как тут же упал и пробыл в бессознательном состоянии до вечера. Больше советские власти не предпринимали попыток по реконструкции кладбища. Не знаю была ли эта история на самом деле или её придумали чеченцы, чтобы уберечь своё религиозно-культурное достояние от вандализма русских парней, но звучала она вполне правдоподобно и внушала почтительное опасение.

Пока мы находились на краю кладбища к нам подошёл пожилой чеченец лет семидесяти. Я попытался узнать у него, почему именно это кладбище столь значимо для мусульман. Но старик очень плохо говорил по-русски и я смог разобрать из его слов всего одну фразу: " Кунт-Хажи, отец Киши". Кто это такие я не имел ни малейшего понятия. В последующие годы мне не доводилось слышать этих имён.

Запала в память интересная градация могил. Часть каменных надгробий стояла чуть в стороне. Оказалось, что под ними нет тел умерших сельчан. Все они сгинули на чужбине. Но на родной земле каждому установлена мемориальная плита. Если бы не война, никогда бы я не узнал бы о том, что существует такое место на земле.

Чеченская война, 1996

Вскоре комбриг со своим коллегой для чего-то решили проехать в наше расположение. Рассевшись на БТРе помчались в обратный путь, поднимая клубы густой пыли. Навстречу попался одинокий военный "Урал". Мне это показалось странным. Езда по враждебной территории без сопровождения бронетехники или хотя бы некоторого количества вооружённых солдат - весьма рискованное предприятие. Буквально через пару минут выяснилось ради чего рисковали жизнью сидевшие в кабине грузовика. На краю дороги мы увидели группу чеченских женщин и вместе с ними молодого капитана с нашей бригады. Они махали нам руками. БТР остановился. Женщины на разные голоса причитали и плакали. Капитан пояснил, что неизвестные военнослужащие буквально только что ворвались в несколько чеченских домов, вынесли из них часть имущества и уехали на грузовике в сторону селения Гуни. Однозначно, встреченный "Урал" как раз и вёз награбленное.

Я уж было предположил, что мы сейчас развернёмся, догоним мародёров и, как минимум, вернём скарб чеченцам. Грабить захваченное село после честного боя (как в случае с Белготоем), это своего рода моральная компенсация победителям за пролитую кровь, а вот просто подъехать к безоружным и забрать у них всё, что тебе нравится, это уже не по-мужски. Хотя и то и другое деяние наказываются в уголовном судопроизводстве лишением свободы на много лет, но, когда закон фактически бездействует и человек волен сам себе устанавливать границы дозволенного поведения, приходится оперировать такого рода умственными построениями. Вопреки ожиданиям, я услышал нарочито грубое восклицание второго комбрига (он взял инициативу в свои руки, так как мародёрничали-то его орлы, судя по направлению их движения): "Будете знать, как боевиков укрывать! Поехали!", — и мы покатили дальше.

Наконец пришли наливники с дизтопливом, технику заправили и совершили последний переход к своему базовому лагерю. Когда двигались по ущелью (то ли Веденскому, то ли Бенойскому), проезжали место, где в конце марта моджахеды уничтожили колонну 104-ой бригады ВДВ. Тот участок дороги был чёрный как уголь, от сгоревших покрышек и солярки. В кювете лежало несколько искорёженных остовов техники, остальные видимо убрали. В другом месте, на склоне горы, валялись остатки реактивной самолётной турбины. Попалось несколько громадных воронок образованных взрывами ракет "Ураган". А ведь ещё недавно в этих местах располагались дома отдыха для советских трудящихся. Их разорённые бетонные коробки также встречались нам на пути...

Чеченская война, 1996

Помню, как в октябре 96-го года, находясь в многомесячном отпуске после Чечни, я шёл по подземному переходу в районе метро Фрунзенская в Москве. Ко мне обратилась симпатичная девушка с предложением заполнить опросный лист. Поскольку я никуда не спешил и, кроме того, понимал, что девушке платят за эту нудную работу на холоде и сквозняках, поэтому согласился. Это оказалась сотрудница туристической фирмы. В те годы практиковался способ, когда потенциальных клиентов отлавливали на улице, под видом соцопроса узнавали необходимую информацию и телефон. Через несколько дней перезванивали, сообщали, что опросный лист участвовал в какой-то там "лотерее" и "выиграл". "Счастливчику" необходимо срочно заплатить денежку и всё у него будет в кармане, начиная от кофемолки, кончая турпоездкой в Испанию.

Короче говоря, девушка, мило улыбаясь, начала вежливо опрашивать меня о возрасте, образовании, роде занятий и тому подобных вещах. И вот прозвучал вопрос: где бы я хотел провести свой отпуск: Западной Европе или Юго-Восточной Азии? А мне в то время как раз хотелось вернуться в Чечню, но не в военную, а в мирную; снова посмотреть на её природные красоты, вдохнуть горный воздух, вновь побывать в тех местах, где прошёл наш рейдовый отряд. И я ответил: "В Чечне". Девушка слегка аж отпрянула от меня, с её лица сползла вежливая улыбка. Конечно, ей было досадно напрасно потерять со мной больше пяти минут своего рабочего времени, испортить опросный лист и не иметь перспективы вытянуть из меня деньжат. Глядя потускневшими глазами, девушка в недоумении сказала:

— Но ведь там убивают людей, там опасно находиться?

Чтобы мой ответ не выглядел как грубая насмешка над работающим человеком, я поспешил объяснить, что служил в тех местах по контракту и природа Чечни мне очень понравилась и она стоит того, чтобы вновь там побывать, разумеется, в мирное время. С постной физиономией девушка небрежно заполнила оставшиеся графы и мы расстались.

В средине дня вышли из окружения горных хребтов на равнину. Сразу за Сержень-Юртом остановились для решения организационных вопросов. Рядом с нами, впереди, сзади, остановились колонны других рейдовых отрядов. И на дороге образовалась гигантская железная змея из БМП, танков, бронетранспортёров, грузовиков. Часть нашего отряда отправилась на блокпосты, а вторая половина пошла в базовый лагерь. Итого, рейд длился один месяц и четыре дня.