Записки о чеченской войне 1995-96 гг.

На Бамут!

Утром 21 мая наша бронетанковая колонна тронулась на Бамут. Если двигаться напрямую вдоль гор, то от Старого Ачхоя до Бамута, езды не больше получаса.

Но настоящие герои всегда идут в обход. Наш рейдовый отряд должен был обойти Бамут с юга. Поэтому колонна пошла через Старый Ачхой в горы. Всё в мире относительно. Чеченские селения, подвергшиеся обработке армейскими подразделениями, которые мне до этого приходилось видеть, в сравнении со Старым Ачхоем, по сути, "имели незначительные разрушения", потому, что от домов в Старом Ачхое остались лишь груды битого кирпича и кучи щебня.

Только Старый Ачхой скрылся из глаз, как неожиданно раздалась команда "К бою! Занять круговую оборону!" Ничего не понимая, мы нехотя поспрыгивали с машин и, отойдя на метров 20-30 от дороги, рассредоточились, легли в траву. Воевать в такую прекрасную погоду совершенно не хотелось: тепло, светло, птички трелями заливаются, а тут "к бою". Врагов не видно. Полежали минут 15-20.Тишина. Стрельбы не слышно, никаких команд не поступает. Постепенно, по одному, вернулись к машинам.

Вскоре выяснилось: шедшее в нескольких километрах впереди нас подразделение 131-ой Майкопской бригады наткнулось на лесную базу моджахедов. В начале первой чеченской войны, при штурме Грозного, от этой бригады остался один номер, большинство военнослужащих погибло. И вот им опять не повезло. Вступив в бой, они сразу же потеряли двоих убитыми и одно БМП. Кстати, весьма символично, что на картах нашей бригады тот квадрат, в котором находилась высота занятая моджахедами, именовался "Кондор" - одна из разновидностей орлов. (Для удобства ориентации и большей конфиденциальности, квадратам, образованным на военных картах градусной сеткой, дают различные наименования или нумеруют. Названия берут с потолка, например, хоть "Табуретка").

Ну, раз такое дело, стоим, скучаем. Многие легли в траву досыпать. Я находился вблизи комбрига и наблюдал забавную сценку: комбриг разложил на передке БМП карту местности и тяжко задумавшись, углубился в её изучение. Тут по рации к нему обратился командир сапёров и сообщил, что у одной из инженерных машин (на базе танка) заклинило двигатель. Сапёр попросил разрешение на её уничтожение путём подрыва (естественно, машину списали бы на происки злых чеченов). Я внимательно смотрел, какое указание выдаст комбриг. Я мысленно поставил себя на его место и прикинул, как бы я ответил на этот запрос? Сразу бы взял трубку, может уточнил бы детали, но, в боевой обстановке некогда жевать сопли, надо поступать радикально – дал бы добро.

Помню, как-то читал в газете воспоминания военного, участвовавшего в выводе войск из Афганистана. Поскольку график движения был жёсткий, с поломавшейся на марше техникой не церемонились, машины сразу же сталкивали в пропасти. Тогда войска отступали, а мы сейчас идём в наступление, это намного серьёзнее. Так что, взрывать без всяких «яких».

Но, к моему недоумению, комбриг, по-прежнему не отрываясь, рассматривал карту, хотя рация стояла в полуметре от него и он всё прекрасно слышал. Минут через пять запрос повторился. Комбриг не реагировал - рассматривал карту. Через некоторое время сапёр в третий раз вышел на связь, сообщил о поломке и попросил разрешение на подрыв. На этот раз комбриг не торопясь взял трубку и спокойно, отчётливо, произнёс следующую фразу: "Как сосались, как ебли, так и стройте корабли", - и положил трубку на место. Больше сапёр на связь не выходил.

Позже я узнал, что неисправную машину отбуксировали в ремонт. Незатейливый ответ комбрига сэкономил стране несколько десятков миллионов рублей (по тогдашним деньгам - миллиардов), а мой жизненный опыт пополнился интересным наблюдением, суть которого как раз и уместилась в озорной, незатейливой фразе комбрига. Кстати, по моим более ранним жизненным наблюдениям, существует ещё одна универсальная фраза, позволяющая начальникам элегантно уклоняться от принятия решений и необходимости брать на себя ответственность. Звучит она так: «Действуйте по обстановке».

Простояли уже два часа. За это время от майкопцев подъехало несколько БМП - привозили раненых к нашим медикам. Наконец, к полудню в колонне произошло некоторое движение. За пару дней до марша, к нашему отряду присоединился взвод армейского спецназа из Владикавказа, численностью человек двадцать, большей частью укомплектованный срочниками. Их нам дали на усиление. Из всего взвода мне запомнился молодой капитан, на вид ему было не больше 23-24-х лет. На его пухленьком лице всё время присутствовало брезгливо-презрительное выражение. Команды подчинённым он отдавал грубым и надменным тоном. Глядя на его физиономию, можно было подумать, что он постоянно чем-то раздражён.

Спецназовцы стали рассаживаться на трёх БМП, а вместе с ними несколько наших из разведроты. Все они выдвигались к месту боестолкновения. В надежде снять новый сюжет, я тоже запрыгнул на броню. Бэшки рванули вперёд. Они мчались по мягкому лесному грунту, проскакивая небольшие ухабы, пассажиров на броне лишь плавно покачивало. Тугой поток ветра дул в лицо. В эти минуты я ощущал себя птицей летящей низко над землёй. В начале пути лес то приближался к дороге, то отступал, постепенно деревья образовали узкий коридор, потом нависли сплошным зелёным куполом. По мере продвижения растительность вокруг становилась всё гуще, а градус подъёма дороги увеличивался. Минут через двадцать прибыли на место. Там, где мы остановились, вроде как тыл. Стоят несколько БМП, солдаты сидят курят, некоторые легли спать. Тут же стоит "УАЗик" моджахедов, бежевого цвета, на передних дверях небрежно замазанная краской надпись "милиция" (военный трофей). Часть крыши над задними сиденьями срезана, вероятнее всего для установки пулемёта или станкового гранатомёта (тачанка конца ХХ-го века). Машина абсолютно новая, на полу даже грязи не накопилось.

Дорога круто уходила вверх, в пышный буковый лес. Метрах в ста пятидесяти впереди слышались редкие выстрелы и автоматные очереди. Вижу, владикавказские спецназовцы выстроились в цепочку и двинулись вверх, скрылись за деревьями. Прошёл час. Обстановка спокойная. Стрельба вверху то ожесточается, то прекращается. Я сидел без дела, ждал, как будут разворачиваться события, при этом блуждал взглядом по деревьям. На одном из стволов увидел вырезанную на коре и полузаросшую от времени надпись: два имени, знак "+" и в сумме изображено сердечко. Наверное, лет 15-20 назад, на этом месте молодые люди предавались любовным мечтаниям, уверенные в безмятежном будущем. Соответственно, то был год примерно 1976-ой. Да, в те времена и в страшном сне не могло присниться то, что случилось... Интересно, кем стали эти молодые люди, живы ли?...

Часа через полтора спецназовцы возвратились обратно. Я подошёл к пухлощёкому, надменному капитану и спросил:
— Что там наверху? Надолго эта бодяга?
— Не знаю,- он пожал плечами.
— Вы там почти два часа пробыли. И ничего толком сказать не можете?!
— Сплошная зелёнка, ничего не видно. Две роты лежат под обстрелом, головы поднять не могут.

Вот и вся война. Помнится, я поинтересовался у одного из офицеров, не проще ли вызвать авиацию, чем беспомощно кувыркаться между деревьев? На что мне было сказано, дескать, в условиях такой лесистой местности точность авиаудара будет составлять плюс-минус два километра. Следовательно, для большей безопасности, отходить придётся километров на пять. Но гарантии, что удар будет точным - нет. В этом случае чеченцы, зная, что мы вернёмся, могут устроить засаду. Короче, без авиации, дедовскими методами – грудью вперёд, на пулемёты, воевать проще. В какой-то момент я подумал: если бы на машине времени привезти сюда роту советских солдат из 1941-45 года, сколько времени им потребовалось, чтобы овладеть высотой? И ещё: за сколько часов мы её сами отбили бы, если бы для нас эта война являлась не колониальной, а народно-освободительной?...

Хотя окружающая местность густо заросла зеленью, в общих чертах было ясно, что впереди высотка, обороняемая противником, влево от неё очень крутой склон, градусов под шестьдесят, на котором не то что воевать, просто удержаться на четвереньках проблематично, а справа рельеф достаточно пологий. Я решил сам узнать, как выглядит линия огневого соприкосновения с противником. Выстрелы звучали в тот момент редко и, как мне казалось, достаточно отдалённо. Не чувствуя ни страха, ни напряжения я пошёл вверх. Через несколько десятков метров увидел прячущегося за деревом бойца, он старался держать голову как можно ниже к земле. За вторым деревом такая же картина, за третьим... Некоторые солдаты стали мне махать руками и громким шёпотом призывали:
— Ложись, ложись.

Не ощущая опасности я продолжал идти вперёд, но под давлением общественного мнения всё же немного пригнулся. Неожиданно, совсем близко раздались автоматные очереди и вверху прошелестели пули, словно стая воробушков пролетела. Это я уже потом понял, что когда стреляют в тебя, выстрел противника звучит с характерным хлопком, достаточно громко, при этом складывается ощущение, словно стреляют где-то метрах в пятидесяти (на самом деле со ста или более). Я грохнулся за дерево, включил видеокамеру и начал снимать. В полутора метрах от меня торчали из травы подошвы пулемётчика - солдата срочной службы. Вместо того, чтобы следить за действиями противника, он старался сильнее вжаться в землю и надёжнее укрыть голову за стволом дерева. Впереди перестрелка усилилась, начали стрелять из БМП; она стояла выше по склону метрах в тридцати и была плохо видна в густой листве, но всё же я заметил, как к её передним левым каткам прижимался боец и пытался стрелять из-за гусеницы куда-то вперёд и правее. Минут через пять перестрелка стихла.

Я вознамерился было проползти к БМП, но лежавший сзади контрактник предупредил, что один "дух" ведёт огонь с правого фланга и дальше продвигаться опасно. Я решил не рисковать, полагая, что ещё предстоят бои за Бамут и острых сюжетов будет достаточно. Я правильно сделал, что остался на месте. Через несколько минут майкопцы начали откатываться назад, так как уже вечерело, шёл пятый час. Сначала поодиночке, затем группами, пригибаясь, бойцы стали перебегать вниз по склону прикрываясь корпусом поехавшей вниз БМП. Вдогонку моджахеды несколько раз открывали автоматный огонь, тогда все падали за деревья и ждали затишья. Несколько разгорячённых бойцов, отступавшие последними, пытались отвечать автоматным огнём, посылая очереди веером в зелёнку в сторону невидимого противника. Отход занял минут двадцать.

В той экстремальной ситуации было интересно наблюдать за разницей в поведении срочников и контрактников. Первые вели себя, мягко говоря, осмотрительно - сильно не высовывались, некоторые были явно испуганы. Контрактники же действовали спокойно, уверенно, успевали пошутить, посмеяться, закурить - головы не теряли. Уже потом, когда я просматривал отснятый материал, обратил внимание на разговор двух бойцов. Первый напористо спрашивал:
— Ты где был, когда все вперёд пошли?!
— За ду-убом, - слабым голосом пробубнил второй.
— Все х..й знает где, а он за дубом !!, — громко с издёвкой резюмировал первый.
Так в жизни чаще всего и случается, те, кто пошёл вперёд — погибают, их имена большей частью стираются из памяти людской, а те кто притормозил за дубом — остаются в живых и превращаются в героев.

Отойдя от высоты метров на сто пятьдесят, ещё немного постреляли из миномёта в сторону противника и затем стали готовиться к ночёвке: занимать круговую оборону, расставлять посты, минировать подходы. В наступающих сумерках человек пять разведчиков и сапёров прокрались к высотке и заминировали тело безымянного чеченца убитого днём. Во время боя он внаглую выскочил из кустов с гранатомётом и попытался прицельно выстрелить по БМП, но не успел - его застрелили. По сути, человек совершил подвиг, пожертвовал своей жизнью ради спасения отряда. Возможно, что когда-нибудь именем погибшего чеченца назовут улицу, школу, или корабль, но в тот момент его поступок никого из солдат не волновал. Тело заминировали, рассчитывая, что ночью за ним придут товарищи.

За шесть часов боя майкопцы потеряли двоих убитыми и десять или одиннадцать бойцов получили ранения. Когда обстановка улеглась, офицеры собрались в кружок на совещание, расстелили карту. Я находился метрах в пяти-шести и наблюдал, как один капитан, обращаясь к полковнику, сорвался на крик:

— Мне этот сраный Бамут сто лет не нужен! Ельцин заварил всю эту кашу, вот пускай сам приезжает и штурмует его! Мне матери доверили живых здоровых сыновей, а обратно получат убитых и искалеченных! Как я им буду смотреть в глаза?! Что я им скажу?! Видите ли, к выборам хотели рубануться, отчитаться!

Мысленно я полностью соглашался с капитаном. Но, кроме того, в эту минуту я отчётливо понял, почему в былые времена паникёров на фронте расстреливали на месте без суда и следствия. Хотя мы вроде как наступали, но, во-первых, нас было в эту минуту не так уж и много, во-вторых, кроме деревьев, укрытий никаких не имелось и оборону пока не организовали, в-третьих, мы не знали окружающей местности. То есть, в тот момент абсолютно не было уверенности, что мы находимся в безопасности. И вдруг среди всего этого истерический крик офицера. Лично я при этом выкрике почувствовал сильное внутреннее смятение.

В экстремальных ситуациях на войне, метаморфозы происходят не только с капитанами, но даже с железобетонными подполковниками. Вспоминается рассказ срочника, служившего у нас в клубе и участвовавшего в чеченской войне с самого её начала. Тогда замполитом бригады некоторое время был, весьма грубый и невоспитанный подполковник. Армейской грубости и хамству, как правило, сопутствует высокий рост, чрезмерная упитанность и низкий тембр голоса их носителя. Именно такими внешними признаками обладал, судя по описаниям, тот замполит. Общаясь с солдатами, он постоянно крыл их многоэтажными матюгами и запросто давал волю рукам. У него была дурная привычка, разъезжая на своём БТРе (гонять любил с ветерком), давать указания механику-водителю о направлении движения в последнюю секунду. Часто водитель просто физически не мог свернуть направо или налево, потому, что скорость была 70 км/час, а команда поступала за 5-6 метров до поворота (машина бы перевернулась). За такую "провинность" солдат сразу получал удар прикладом автомата по голове и выслушивал десятиэтажные ругательства в свой адрес. И вот как-то раз ехал этот замполит-хамлюга с несколькими солдатами на БМП в районе цементного завода. Машину обстреляли из автоматов. Остановились. Рассредоточились в развалинах, постреляли в ответ. Наконец решили, что пора сматываться. Солдаты вскочили на БМП, а замполит всё лежал в укрытии. Бойцы ему стали кричать:
— Товарищ подполковник, товарищ подполковник, скорее сюда, уезжаем!
И вдруг в ответ они услышали не привычный львиный хамский рык, а истерический, тоненький, почти рыдающий бабий взвизг:
— Не подполковник я! Серёга меня зовут! Серёга!

На ночь заняли круговую оборону: заминировали наиболее опасные направления, выставили секреты. Поужинав вместе с нашими разведчиками галетами и сгущённым молоком, я улёгся под их БМП и беспробудно проспал до утренней зари. С восходом солнца майкопцы вновь пробрались к высотке и на этот раз подогнали танк (что мешало использовать его вчера?). Т-72 с трудом маневрируя среди деревьев выполз на подходящую позицию и сделал в направлении высоты с десяток выстрелов. В сплошной зелёной стене образовалась просека из бурелома. Когда я снимал на камеру работу танкистов, один из офицеров 131-ой бригады обратился ко мне:
— Ты с телевидения или из газеты?
— Нет, я простой контрактник.
— Я тебя серьёзно спрашиваю.
— Серьёзно отвечаю — контрактник из 166-ой бригады. Вот даже автомат имеется.
— У контрактников таких интеллигентных лиц не бывает.
Кажется, мне даже пришлось демонстрировать свой военный билет, чтобы убедить офицера.

Ответного огня с высоты не последовало. Разведчики осторожно прокрались на неё и обнаружили, что чеченцы ушли. Сгоревшая БМП, убитый моджахед, оскаливший зубы в предсмертных муках и куча поломанных деревьев, вот и всё, что напоминало о вчерашнем бое. И над всем этим вновь взошло тёплое яркое солнце и лес наполнился мирным птичьим разноголосием.

Если бы инопланетянам довелось наблюдать события происходившие в течение суток в квадрате "Кондор", наверняка они бы ничего не смогли понять в происходящем. Одна группа двуногих с тёмными волосами обосновалась на холмике земли и не пускала на него другую группу двуногих со светлыми волосами. Ночью темноволосые покинули холм, а светловолосые на него взобрались, потоптались и ушли. Зачем было драться? Зачем светловолосым понадобилась крохотная кочка, если ареал их распространения занимает десятки миллионов квадратных километров?

Высота, за которую накануне шёл бой, была одной из лесных баз чеченского сопротивления. Она имела две линии окопов отрытых в полный рост, просторную землянку-блиндаж, пищеблок под навесом, с печкой и запасом муки в мешках. Судя по количеству испражнений в отхожем месте, база функционировала продолжительное время. Разведчики разрыли на высотке свежее захоронение, в котором обнаружили два трупа, один из них женский.

Участники боя говорили, что во время перестрелки с чеченской стороны слышали ругательства, выкрикиваемые женскими голосами, да ещё на украинском языке. Самой интересной находкой была записная книжка, обнаруженная в печке-буржуйке. Её видимо пытались сжечь, но неудачно, она полностью сохранилась. В ней имелась чёрно-белая фотография симпатичной улыбающейся девушки, страницы исписаны фамилиями с именами и отчествами, с указанием места жительства. Вероятнее всего, то был список отряда базировавшегося на высоте. Один из контрактников, просматривая записную книжку неожиданно воскликнул:
— О, этот чувак живёт через один дом от меня! Ах, ты с-сука! Ну я вернусь, спрошу у него, где он был в это время.

Книжку передали эфэсбэшнику, участвовавшему в осмотре лагеря. Ещё нашли журнал приёма-сдачи дежурства, в котором значилось 5-7 фамилий. Напротив одной из них стояла аббревиатура "ФСБ". Наверняка это были российские военнопленные, содержавшиеся на базе.

В качестве сувенира, я взял себе тоненькую брошюрку, в ней на русском языке комментировались отдельные суры из Корана. Я пытался уразуметь суть текстов, но смысла их так и не понял. Интересно узнать, эту книжку читали по зову души или использовали для политзанятий, по образцу Советской Армии?

Если б пришлось осматривать базу российской армии, покинутую в подобной же спешке, то кроме пустых консервных банок и бутылок из-под водки, ничего такого, что содержало бы в себе частичку духа, обнаружить не удалось бы. Не то, что странички из Библии, ни одного листика из воинского устава не сыскали бы! Только в отхожем месте в избыточном количестве обрывки газет типа "Красная звезда", использованных по прямому назначению.

Ближе к полудню, в район вчерашнего противостояния подтянулись длинные цепочки пехотинцев. Они медленно ползли по жаре, неся на себе дополнительные комплекты боеприпасов. Был дан приказ: продовольствия брать по минимуму, боеприпасов по максимуму. Конечная цель - южные окраины селения Бамут. Война длилась уж полтора года, но российская армия так и не смогла его захватить. Я не знал, какими маршрутами будут двигаться подразделения, какие задачи им поставлены, в каком месте предстоят наиболее интересные и жаркие баталии. Пока я раздумывал к кому присоединиться, взвода один за другим уходили в гору, скрывались в зарослях. Высотка пустела и я рисковал вновь остаться при штабе, что мне было совсем не интересно. В одной из цепочек я увидел знакомого контрактника, с которым в базовом лагере мы несколько раз интересно общались. Эта встреча определила мой выбор и я примкнул к его взводу.

Будущим искателям приключений на войне, тем, кто любит события по горячее, рекомендую записываться в сапёрные и разведывательные подразделения, они всегда на острие удара; захватывающих воспоминаний хватит до конца жизни (если останетесь в живых). Пойди я в то утро с разведчиками, то на следующий день мог бы стать свидетелем лобового столкновения с группой чеченского сопротивления. Как рассказывал один из участников, они лежали на земле, когда увидели вдалеке вооружённую группу около сорока человек, двигавшуюся в их направлении. Сначала разведчики подумали, что это свои, но вскоре поняли, что ошиблись. Чеченцы опасности не заметили и двигались прямёхонько на наших бойцов. Первым шёл верзила двухметрового роста, торс которого был густо опутан пулемётными лентами. Солдаты открыли огонь практически в упор. По подсчётам разведчиков, в том скоротечном столкновении они уложили человек десять моджахедов и сами потеряли двоих убитыми. Среди чеченцев была женщина, которая очень точно стреляла прямо от бедра. Главным трофеем стало знамя, брошенное противником на поле боя (но при этом всех убитых и раненых чеченцы унесли с собой). Молодой весёлый офицер, участвовавший в столкновении, озорно скаламбурил:
— Жаль, тебя там не оказалось. Скорее всего ты бы погиб, а твоя видеокамера досталась бы нам.

Но я выбрал другой маршрут и отправился со взводом пехотинцев. Шли цепочкой, стараясь держать дистанцию не менее пяти шагов, чтобы всех не уложили одной очередью; и не отклонялись с проторённой тропинки, чтобы не подорваться на минах. Цепочка часто останавливалась, порою на 15-20 минут. Сидели, курили. Через пару часов похода бдительность притупилась и во время длительных остановок бойцы стали кучковаться, травить байки и анекдоты. Во время движения шли молча, осматриваясь по сторонам, прислушиваясь к лесной тишине, нарушаемой шуршанием прошлогодней сухой листвы под ногами, побрякиванием амуниции и беззаботным посвистыванием птичек, которое сопровождало нас от рассвета до заката.

Высокий буковый лес образовывал над головами сплошной зелёный купол, создававший ощущение наступающих вечерних сумерек. Первые часа четыре петляли по горным зарослям, то карабкаясь на крутые склоны, почти на четвереньках, то сбегая по откосам, запинаясь в кучах листвы и веток, едва не падая. Наконец, вышли на полузаросшую дорогу, идти стало легче. Я-то чувствовал себя нормально, так как мою поклажу составляли всего 5-6 снаряжённых магазинов к автомату, сам автомат, пара гранат, две банки консервов, фотоаппарат, видеокамера, итого, в сумме не более пятнадцати килограмм. А вот пулемётчикам и гранатометчикам с их "оборудованием" и дополнительным боезапасом было весьма тяжко. Спасало то, что весь день мы находились в тени деревьев, а к вечеру ещё и облака набежали.

Часа через четыре сделали привал возле блокпоста внутренних войск. Самого блока я не заметил, его скрывала буйная растительность, а увидел стодвадцатидвух миллиметровую самоходную артиллерийскую установку с эмблемой внутренних войск на борту, стоявшую в нескольких метрах от дороги. Башенную часть взрывом своротило набок и ствол пушки уткнулся в землю. Судя по густой траве вокруг, САУ появилась здесь ещё в первые месяцы войны. С высоты птичьего полёта, мне, наверное, стало было бы понятно откуда она приехала и куда направлялась. Но внизу, на земле, среди молчаливого леса, самоходка выглядела как осколок исчезнувшей цивилизации, как сюрреалистический объект.

Выше я упоминал, что всякий раз, когда выезжал за черту боевого охранения нашего лагеря под Шали и перед глазами нескончаемой чередой тянулись: пустые дороги, голые поля, развалины домов, у меня постоянно возникало ощущение нереальности происходящего, мне казалось, что это сновидение, что я сплю. И только через 12 лет я понял причину этого странного восприятия окружающей действительности. Всё дело в том, что я вырос в мирной, спокойной обстановке. За 29-ть лет жизни в сознании сформировались устойчивые шаблоны причинно-следственных и логических связей между объектами окружающей действительности и мной. Так, например, голубому небу должен соответствовать пассажирский самолёт, ожидание встреч; дороге - легковая или грузовая машина, устремлённость к намеченной цели; сельскому дому стёкла в окнах, дымок из трубы, умиротворённость; лугу - корова, парное молоко, радость; лесу - ягоды, грибы, покой; полю - трактор, рабочий настрой и так далее. У психологов есть тест: испытуемому показывают несколько картинок, одна из которых по тематике не объединяется с остальными, человек должен её найти. Допустим, на трех карточках изображены: кошка, мышь, собака, а на четвёртой лопата. Лопата выпадает из ряда одушевлённых предметов. Нормальный человек сразу улавливает это отличие. В Чечне я видел картины жизни не нарисованные, а в натуральную величину. Вот стоит дом. Рядом его жильцы, живность во дворе прогуливается. Что б возникла привычная гармония восприятия, я должен был подойти к дому пешком или подъехать на каком-нибудь гражданском автомобиле. Но вместо этого я появлялся в составе бронетанковой колонны, верхом на БМП, с автоматом в руках. Таким образом, в моём сознании происходило столкновение двух шаблонов: привычного гражданского и непривычного военного. И получалось, что в своих собственных глазах я выглядел, как инородный объект, не подходящий окружающему ни по смыслу, ни по содержанию, но при этом я ещё и доминировал(!) в пейзаже. Поэтому-то при поездках по Чечне у меня регулярно появлялось ощущение, что происходящее вокруг, это сон.

Привал. Взвода сбились в кучки, расположившись на расстоянии прямой видимости друг от друга. Поужинали консервами, закурили. Я обратил внимание, как от взвода, стоявшего впереди нас, один боец отошёл в кусты. Вскоре оттуда раздался взрыв. Парень хотел справить нужду, но задел растяжку. К его счастью граната была наступательная и лишь один осколок слегка задел руку. В сгущающихся сумерках двинулись дальше. Часа через полтора, даже на расстоянии вытянутой руки, не стало видно спины идущего впереди.

Бредя в кромешной тьме я потерял чувство реальности происходящего. Мне казалось, что я вижу сон о том, как иду в темноте. Наконец, по цепочке прошла команда - вставать на ночлег. Отойдя в сторону от невидимой тропы легли в траву, ощупью выбирая места поровнее. Невидимый офицер дал указание невидимым солдатам, в каком порядке нести боевое охранение. Но по старинной русской традиции пускать всё на авось (особенно, когда выполнение приказа трудно проконтролировать) взвод проспал до утренней зари без всякой охраны.

Через пару дней из разговоров я узнал, что бойцы одной из групп, шедшей по другому маршруту, в ту ночь заметили отряд вооружённых чеченцев который прошел рядом с ними (вероятно, это случилось перед рассветом). Поскольку имелся приказ, до прибытия на место в боестолкновения не вступать, ребята не стали высовываться, пропустили чеченцев. Восхищение солдат вызвал вид моджахедов: они несли на спине рюкзаки огромных размеров, чуть ли не в рост человека и при этом передвигались быстрым энергичным шагом. Но один чеченец, вероятно был плохо физически подготовлен, выбился из сил и отстал от соратников. Его-то контрактники с большим удовольствием добили.

После ночной мглы и сумбурной ночёвки на холодной земле (хорошо дождя не было) наступившее утро воспринималось особенно радостно. Мы находились в широком распадке. Справа от нас, за густыми деревьями, шумела горная речка, а слева возвышался не очень крутой откос, уходящий в буйную растительность, а между ними ровное пространство шириной метров 50-60. Прекрасное место, на котором в мирное время можно было бы устроить весёлый пикник: развести костерок, пожарить шашлычки, поиграть в волейбол или бадминтон, отдохнуть душой и телом...

Снова набрав дистанцию 5-6 шагов, цепочкой двинулись на Бамут. В память врезалась одна деталь. Когда мы шли по речному распадку, я вдруг почувствовал аппетитный запах солёных огурцов с чесноком. Откуда мог появиться в лесу такой соблазнительный кухонный аромат?! Но когда тропинка приблизилась к откосу, я увидел, что он покрыт густым ковром черемши. Это такая трава, листья и стебель которой очень похожи на ландыш. Вкус весенней черемши идентичен вкусу чеснока, даже более жгучий. В летние месяцы черемша теряет свои вкусовые свойства. На Дальнем Востоке весной черемша это первейший продукт питания, предохраняющий от простудных заболеваний. Её со сметанкой, да в салатик, да с хлебушком - пальчики оближешь! С запахом и вкусом черемши у меня связаны детские воспоминания о жизни на Камчатке. В нашей семье, весной, салат из черемши был обязательным атрибутом на обеденном столе. Позже я узнал, что окрестности Бамута славятся в Чечне своими черемшинными полями и её активно заготавливают местные жители.

Когда мы двинулись в путь, над головами раздались звуки реактивных самолётов. Было часа четыре утра, но, похоже, что уже началась огневая подготовка. Видимо по планам штабистов, войска уже должны были стоять на исходных рубежах, окружив Бамут. Но мы ещё только выдвигались к нему. Путь нам преграждала река. В намеченном месте маршрута то ли моста не оказалось, то ли брод не смогли найти. А форсировать реку с нашей боевой подготовкой (которой не было), да без соответствующего снаряжения, значило, в лучшем случае, утопить часть вооружения, а в худшем некоторое количество солдат. И ещё не известно, сколько бы времени ушло на эту переправу. Поэтому пришлось делать крюк — идти за несколько километров к ближайшему мосту. А солнышко поднялось высоко и припекло весьма ощутимо - градусов под тридцать, а то и больше. Двигались мы уже по открытой местности, тени не было. Вода во фляжках быстро закончилась. Жажда мучила всё сильнее. А мы идём и идём. Точнее больше стоим, чем идём. Минуть пять ходьбы, остановка. Десять минут сидим на солнцепёке, дозорные разглядывают обстановку. Двинулись. Пять минут идём, снова встали и так несколько часов. На очередном привале контрактник, тащивший пулемёт, сказал:
— Могу отдать несколько ручных гранат. Кому нужны гранаты?

Желающих пополнить свой боезапас не нашлось и он их выбросил в траву. Когда мы поднимались на очередной холм, и часть цепочки сверху была хорошо видна, я заметил, как из неё в заросли летели гранаты, магазины с патронами, кто-то даже выкинул целый вещмешок с боеприпасами.

Сегодня, когда в средствах массовой информации частенько приходится слышать воинственную риторику паркетных генералов, сереньких депутатов и прочих недалёких випперсон, о том, что наше военное присутствие необходимо по всему миру, что Россия готова послать войска и туда и сюда и ещё покажет кузькину мать тем, кто на неё косо смотрит; всем этим безмозглым горлопанам я мысленно желаю оказаться в той цепочке, едва ползшей 23 мая 1996-го года к Бамуту. Чтобы они воочию узрели пропитое, прокуренное, деморализованное, не имеющее ни военной, ни физической подготовки ополчение, гордо именуемое Российской Армией. Ни деньги, ни льготы, ни пропаганда не способны подвигнуть русского человека воевать в полную силу. Массово русские способны драться от всей души (ложиться на амбразуры, бросаться с гранатами под танки) только если лично им, их семьям, их домам грозит уничтожение, за всё остальное они будут воевать так же, как воевали в первую чеченскую войну: вразвалочку, лишь бы день до вечера пережить и ладно, главное, чтобы деньги начислили, всё остальное пусть горит синим пламенем.

Жажда становилась невыносимой, а мы не знали, сколько ещё идти. Силы очень быстро убывали. К двум часам дня наш отряд был почти не пригоден к ведению боевых действий, солдаты с трудом передвигали ноги. Случись в тот момент боестолкновение, думаю, большинство попадало бы в укрытия и с удовольствием там пролежало бы до вечера, не имея ни малейшего желания кого-либо побеждать.

На очередной остановке я стал свидетелем, как раздраженные контрактники разговаривали с командиром второго батальона, майором, возглавлявшим нашу группу:
— Долго мы ещё будем петлять здесь, в рот позарот…?!
Майор, тыча пальцем в карту, отвечал:
— А что я могу сделать? У меня карта, я иду по ней. Топосъёмка 1943-го года. Вот где мы сейчас стоим, должна быть дорога, а её здесь нет...
Видимо к депортации чеченцев в 1944-ом году государственная машина готовилась более тщательно, чем к наведению конституционного порядка в 1994-96 годах.

У самого Бамута (о счастье!) нам наконец-то встретилась неглубокая, бурная горная речка. Вода в ней была тёмно-коричневого цвета. В обычной жизни я бы, наверное, предпочёл ещё сутки терпеть, чем употреблять жидкость такого цвета. Радостной гурьбой кинулись пить живительную влагу и наполнять фляжки. Окажись на противоположном берегу три-четыре чеченских автоматчика, они бы могли в момент перестрелять всё наше воинство.

Приняв упор лёжа, почти касаясь грудью воды, я сделал первые жадные глотки. Уняв жажду, огляделся по сторонам. Почти все встали на карачки и жадно всасывали в себя мутные потоки, торопясь напиться до команды "Становись". Но при этом человек 5-6 поступили иначе, они набирали во фляжки отстоявшуюся чистую воду из небольшой лужицы на отмели. В то время я ещё не был знаком с библейскими текстами и происходящее не вызвало у меня ассоциаций. Примерно пятью годами позже, по радио, я слушал чтение Ветхого Завета. Там есть место, где одному военачальнику даётся откровение, как победить превосходящие силы противника. Для этого всё войско необходимо было подвести к реке и дать команду напиться. Взять в предстоящий бой следовало не тех, кто лакал воду по-собачьи, а пивших с достоинством - из горсти. В те библейские времена меня на битву не взяли бы (к счастью).

Проходя окраинами Бамута, мы увидели две огневые точки, оборудованные на высоком холме. Они представляли земляные валы круглой формы, обложенные дёрном, подобие верхней части вулкана с кратером. Внутри могли поместиться два-три человека с пулемётом. Огневые точки были сделаны аккуратно, со знанием дела. С них открывался прекрасный обзор местности и та дорога, по которой мы шли часом ранее. Если бы чеченцы не оставили Бамут, а приняли бой, на той грунтовой дороге вполне мог оборваться мой жизненный путь, за три дня до тридцатилетия. Но чеченцы изменили тактику сопротивления. Они стали держать оборону до разумных пределов, реально оценивая свои возможности. Поскольку на Бамут шли не только худосочные пропитые, прокуренные подразделения, но и увесистая бронетанковая колонна, с артиллерийской и авиационной поддержкой, видимо поэтому моджахеды оставили его без боя. Может у них имелись и какие-то другие причины; до этого будут докапываться историки будущих времён. Битвы за Бамут не произошло, мы вошли в него без единого выстрела.

Сразу, в тот же день, войска не сунулись в селение, переночевали на окраинах. Погода испортилась. Ночью пошёл дождь. Я, вместе с экипажем БМП замкомбрига, свернувшись калачиком, прятался под куском брезента, натянутого на носовую часть БМП. Ткань местами протекала, поэтому вместо сна вышло полузабытьё.

Утром разведчики первыми просочились в Бамут и застолбили себе лучшие дома для проживания. А я с утра на замкомбриговской БМП поехал в село на мародёрку. Собственно, брать там было нечего, жители давно вывезли свои пожитки. Но мы поехали целевым назначением: в одном из дворов стоял немного побитый УАЗик, в нерабочем состоянии. Мы должны были отбуксировать его в распоряжение комбрига. Пока экипаж БМП пытался вытащить из завалов машину, я обошёл несколько соседних домов и, к своему большому удовлетворению отыскал несколько книг.

К полудню Бамут наполнился военнослужащими и техникой из различных подразделений МО и МВД. Одни вставали на постой, другие торопились затариться трофеями - остатками домашнего скарба чеченцев. Весь этот алгоритм был мне уже известен. Снимать на камеру было почти нечего. Скучая, я присел у одного из домов. В какой-то момент рядом оказался прапорщик из армейского спецназа. Молодой парень, примерно моего возраста. Он тоже никуда не спешил. Разговорились. Меня давно интересовал вопрос, каким образом попадают служить в такие элитные подразделения? По ходу беседы я его об этом спросил. Путь у прапорщика оказался довольно незамысловатым, характерным для большинства контрактников того периода. В гражданской жизни он был простым работягой. В начале 90-х годов, после развала СССР и наступления экономической разрухи, у них на заводе (как и по всей стране) перестали платить зарплату. Долгое время его семья жила впроголодь. От знакомого узнал, что можно устроиться в ближайшую воинскую часть служить по контракту. Деньги платят более регулярно, чем на гражданке, кроме того, выдают продовольственный паёк. За этим и пошёл служить. Однако, отношения с непосредственным начальником не заладились и тот стал его прессовать - ставить в наряды через сутки, затыкать им все дыры. Избавиться от гонений помог случай - по знакомству перевёлся служить в отдельную роту специального назначения, подчинявшуюся напрямую командующему округом. Большую роль в переводе сыграла его высокая рабочая квалификация электрика. Такая вот не хитрая история. Служба не пыльная, нарядов нет, а зарплата в 5-6 раз выше, чем на заводе. (Во время второй чеченской войны я работал на комбинате, в вестибюле которого долгое время висело объявление о наборе контрактников в армию с обещанием зарплаты 10 тысяч рублей, столько же, сколько я получал, будучи рабочим. За такие деньги нынче трудно найти желающих служить Родине.) Пока я мирно беседовал с прапорщиком, где-то рядом прожужжала пара пуль - это его коллеги спецназовцы развлекались стрельбой из винтовки с глушителем.

Вот так буднично, мародёрничая и озорно постреливая, войска встали на постой в Бамуте, заняв приглянувшиеся дома. На этом и закончился знаменательный день первой чеченской войны - 24 мая "день победы" над селением-крепостью Бамут.

Пробыли в селе пять суток. То были тихие, спокойные, размеренно тянувшиеся тёплые деньки. Лишь один нюанс слегка омрачал наше военно-полевое благолепие. Во дворе, где мы расположились под большим навесом, метрах в трёх-четырёх от нас имелись развалины сарая. Видимо брёвнами там задавило какую-то живность и она потихонечку разлагалась производя весьма характерный запах тухлятины.

Днём мы были предоставлены самим себе. Первые два дня я ещё походил по окрестным домам, которые пустовали, изучал быт чеченцев. Всё было так же, как в Гордали: дома с подворьями, простая мебель, отсутствие колодцев и бань, туалеты на улице, отопление печное. Внешне в сельской Чечне всё, как и в провинциальной России. Но вот что касается внутренней, духовной жизни, то мне запомнилась одна крошечная деталь, размышляя над которой можно прийти к интересным обобщениям и отчасти понять разницу между чеченским и русским мировоззрением. Во многих домах я видел одну и ту же фотовиньетку, на ней овалы с лицами бородачей в папахах, человек десять. Под каждым портретом написано имя. Кто-то мне пояснил, что это были реально существовавшие люди - имамы, руководившие чеченским народом от времён Шамиля.

За сорок лет жизни мне приходилось бывать во многих домах и квартирах от Украины до Камчатки, но я нигде не встречал изображений русских политических или религиозных деятелей - князей или патриархов РПЦ. Хотя официальная история отзывается о многих из них весьма лестно, но в массе у людей почему-то не появляется исторической памяти; не возникает внутренней потребности повесить на стену (ну хотя бы в сервант поставить) изображение какого-нибудь знаменитого исторического деятеля дореволюционной России. Есть лишь традиция вешать в угол иконы с ликами полумифических святых (истории жизни и дел которых большинство людей не знает, главное, что они считаются святыми - и ладно). Но, на мой взгляд, в этом кроется некоторая червоточинка. Похоже, что побудительным мотивом вывешивания икон является не альтруистическое уважение к изображённому персонажу, а в большей степени прагматический расчёт на его помощь, покровительство - ожидание некой выгоды. Впрочем, о каких святых и других персонажах русской истории можно говорить, если в подавляющем большинстве семей не помнят даже имён своих прабабушек и прадедушек.

Зная мой интерес к книгам, сослуживцы подсказали, что через три двора от нас в доме имеется целая библиотека. Я направился туда. Дом выделялся из остальной застройки своей двухскатной крышей, как в русских сёлах (у чеченцев, и на Кавказе вообще, почему-то предпочитают делать четырёхскатные крыши). Зайдя внутрь, я обнаружил, что какой-то гиперактивный вояка, только что, поджёг одновременно в нескольких местах кучи тряпья и бумаги. Одно из кострищ было разведено прямо на кровати. Затоптав огни, я осмотрел обстановку.

Тематика книг и школьный журнал успеваемости говорили о том, что до нашего прихода в доме жила учительница русского языка. Вероятнее всего и сама она была русская, так как на конвертах от писем получателем значилась женщина с русской фамилией. В журнале успеваемости имелось не больше десятка фамилий учеников. Их успехи в языкознании (если судить по оценкам), хромали на обе ноги. Интересно, чем это было обусловлено, банальной детской ленью или идеологическими мотивами?

В отличие от меня, тот, кто пытался поджечь дом учительницы, не стал вникать в описанные детали, разбираться кто в нём жил. Он просто повторил свою попытку. К концу дня или на следующий день, тот дом очень буднично сгорел.

Второй день пребывания в Бамуте ознаменовался забавным эпизодом. Было часов десять утра, кругом царила умиротворяющая тишина. Я сидел на бревне возле нашей БМП и смотрел на сапёров, которые также, как и я, расслабленно сидели во дворе дома напротив, через дорогу. Обстановка была мирная, сонная. Неожиданно тишину вспороли звуки нескольких автоматных очередей и разрыва. Они донеслись с окраины селения. Первая мысль, как и два месяца назад, под Белготоем: "Чеченцы атакуют! Охранение проспало!". Хватая автомат, я лихорадочно пытался сообразить, где укрыться и как действовать. При этом краем глаза наблюдал за тем, что делают сапёры. При звуках выстрелов все они хором присели, пригнулись и стали жаться к стене дома, к ограде. Один из них осторожненько высунул голову со двора на улицу и посмотрел в сторону выстрелов. По тому, как он сразу обмяк и не спеша выпрямился, я сразу сообразил, что тревога ложная.

Оказалось, приехал телекорреспондент одной из новостийных программ. Видимо ему был нужен сюжет об ожесточённом сражении за Бамут. Но поскольку такового в природе не случилось, да и приехал он поздновато, пришлось бедолаге осуществлять театрально-полевую инсценировку не существовавшего события. С этой целью несколько бойцов из разведроты картинно попрыгали в развалинах дома на окраине села и шмальнули из автоматов по кучам битого кирпича, а пехотинцы раза 2-3 стрельнули из ручного противотанкового гранатомёта по пустой бочке лежавшей на обочине дороги и добили её длинными очередями из автоматов и пулемёта. Шум был впечатляющий. Постановка длилась минут сорок.

Потом "корреспондент" взял несколько интервью у "героев". Во время разговора, один из них вынул из наплечного кармашка небольшой сморщенный синюшно-белёсый предмет и продемонстрировал его объективу видеокамеры, положив на берет снятый с убитого моджахеда. А второй "герой" при этом пояснил, что в отместку за неконвенционные действия чеченцев в отношении пленных российских военнослужащих (например, такие, как распятие на крестах в Гойском), они впредь намерены отрезать у воюющих чеченцев уши. "Корреспондент" с готовностью заснял крупным планом отрезанное ухо.

Ребята из охраны комбрига видели отснятый сюжет "о взятии Бамута" по телевизору и говорили, что он был классно смонтирован - производил ощущение реального события. Пассаж с ухом вызвал ощутимый резонанс в общественном мнении. Примерно через недели полторы из военной прокуратуры пришёл приказ провести проверку по данному инциденту, вплоть до возбуждения уголовного дела... Бойца отмазали, состряпав объяснение, что, дескать, он неудачно пошутил, а само ухо было пластмассовым.

Если бы все деяния военнослужащих федеральных войск в Чечне совершённые как внутри гарнизонов, так и в отношении чеченцев и их имущества, начали оценивать строго по букве закона, думаю, что на свободе остались бы считанные единицы (преимущественно из свежеприбывшего пополнения). Был бы задействован весь раздел уголовного кодекса о воинских преступлениях, а также прихвачены другие статьи, начиная от распространения наркотиков и кончая мужеложством.

На третий или четвёртый день стояния в Бамуте мне довелось проехаться с комбригом на БТРе в подразделения тылового обеспечения, которые в село не вошли, а встали рядом с ним, на равнине. По пути нам встретился бортовой "Урал", в кузове которого была закреплена цистерна для воды. Там же, в кузове, сидело с десяток бойцов (вроде как сопровождение). Гражданский человек ничего бы не заподозрил: просто солдаты едут за водой. Но военному-то сразу ясно, что за одиночной машиной, едущей в непонятном направлении в районе боевых действий, без сопровождения БМП или БТРа, кроется криминал. Комбриг тормознул подчинённых и лично прошмонал грузовик. Оказалось, что бойцы везли на продажу чеченцам двухсотлитровую бочку солярки, дымовые шашки и ещё какую-то военную утварь. Комбриг, закончив шмон констатировал:
— Кому война, а кому мать родна.

По такой схеме и шла вся первая военная кампания в Чечне: один день воевали с чеченцами, в остальное время продавали им военное имущество ради водки и сигарет.

За время нахождения в Бамуте наш рейдовый отряд потерял одного солдата. Погиб он очень буднично. Боец сидел на передке БМП. Машина, пропуская встречный грузовик, съехала на обочину, а там мина. Ребристый щит, закрывающий моторное отделение, не был завинчен и подскочил. Бойца сбросило на землю и раздавило гусеницей.

Из Бамута наш рейдовый отряд ушёл 30-го мая, в яркий солнечный день, на БМП у разведчиков фанфаронски развивался на длинном древке российский триколор. Напоследок бойцы подожгли несколько домов. Столбы дыма от пожарищ вертикально поднимались в безветренное небо, салютуя нашему уходу. После этого несколько дней отряд простоял в уже знакомой рощице среди полей. Вроде бы нам предстоял очередной бросок в горы, но дали отбой и мы вернулись в базовый лагерь под Шали (на носу были президентские выборы). Больше в боевые рейды я не ездил.